21 марта 2017 года в возрасте 91 года преставился протоиерей Сергий Вишневский. В связи с этим вспоминаем материалы «Фомы» о батюшке. Смотрите также: Отец Сергий.
В ярославской глуши живет священник. Он помнит войну. Он помнит годы гонений на христиан. Свою маленькую деревню он не покидает уже 20 лет – восстанавливает храм. Мы приехали к нему на один день, накануне 9 мая…
Бесценное сокровище
— Сколько же людей зимуют в этой деревне?
— Трое,- отвечает отец Сергий.- Мои помощники Галина и Сергей, и я.
Центр деревни, вернее место в лесу, где стоит всего 6-7 домиков – деревней трудно назвать. Возвышается и, кажется, парит над селением огромный храм-корабль святых Флора и Лавра, вокруг которого раскинулось живописное и очень ухоженное кладбище, везде цветы с венками, кресты и оградки начищены. По периметру кладбища как раз и раскинуты те самые 6-7 домов. Деревня Флоровское, Углический район Ярославской области лежит в 20 км от районной трассы, на которых нет ни асфальта, ни даже гравия – просто размытая земля.
Выехали мы из Москвы в 8 утра, ехали долго, любуясь обновленной землей после таяния снега, свежей-свежей светлой зеленью, только начавшей свой рост. Чем дальше от Москвы, тем больше попадаются белые полянки с подснежниками. Батюшка переживал, как мы доедем последние километры по бездорожью, все хотел выслать за нами свою Ниву – «она точно проедет». Но справились сами, доехали к полудню.
Отец Сергий живет здесь без малого уже 20 лет. Сам переехал из Москвы, сам начал восстанавливать храм. В глухом отдаленном месте, между Рыбинском и Мышкиным, окруженном болотами, как подарок доехавшему, открывается сокровище. Предание гласит, что храм был воздвигнут в память о чудотворном явлении в этом месте иконы Божьей Матери. Икона открылась свите Екатерины II, когда они приехали собирать ягоду и заблудились в болотах, до ночи так и не смогли выбраться. После долгой и отчаянной молитвы увидели свет на верхушке дерева, исходивший от явившейся там иконы. По свету от иконы люди смогли дойти до своих экипажей. Вскоре вокруг величественного двухэтажного храма с пятью куполами и колокольней раскинулся погост и село начало процветать. Одним из последних священников до закрытия храма был родной дедушка протоиерея Сергия Вишневского.
— Пойдемте сразу в храм! Я вам все покажу!- не успели мы выгрузиться и осмотреться, как батюшка уже с ключами приглашает нас к своему самому дорогому, хочет сразу познакомить с храмом. Идем по тропинке между могил, невольно, а кто-то и специально, читая имена и даты жизни нашедших тут последнее пристанище. Кресты с цветами блестят и играют на солнышке, чем ближе к стенам, тем больше теснятся друг к другу и к самому храму, как будто верная стража стоит на защите Престола.
Радость в десять человек!
Мы приехали накануне празднования Дня Победы, и поздравить батюшку, и расспросить о годах войны, и помолиться. Накануне двух дат, 9 мая и 22 июня, каждый год ищутся и, слава Богу, находятся, наши ветераны, участники боевых действий, известные герои с высокими чинами. А наш батюшка, хоть и ветеран войны, но в боевых действиях не участвовал – трудился в тылу. Сколько их было, незаметных, скромных тружеников тыла.
Отец Сергий щедро делится воспоминаниями, рассказывает все подробно, а где не помнит деталей: «Уже забыл!» Таких забытых вещей, как выяснилось потом, очень и очень мало. Зато такая предельная точность и внимание даже к самым незначительным деталям и поражает, и самого тебя настраивает на серьезный лад, действительно появляется желание все самому внимательно узнать и увидеть, запомнить все, чем делится этот маленький и очень худенький батюшка.
— Бывает, что у нас на службе аж 10 человек, и все – причастники, такая радость. Зимой служу в нижнем храме, топим дровами, а верхний – это летний. В этом году уже там служили на Пасху,- на самом деле батюшка сам топит, сам дрова в печку подкладывает. Не каждый раз кто-то приезжает и может помочь.- Кто умеет разжигать кадило? Если поможете мне, отслужим панихиду по погибшим!
Ребята все как один вызвались помогать, батюшка обрадовался: «Пойдемте к алтарю, я буду облачаться, а вы разжигать, у меня там особая печка, с секретами». До алтаря шли долго, нам самим было интересно и про иконы послушать, и про храм, и батюшка, как бы экономя время, с радостью отвечал на посыпавшиеся от нас вопросы.
Макароны можно варить и есть
Отец Сергий по нашей же просьбе одел на подрясник свои награды, сами собой вопросы о войне интересовали не меньше, чем жизнь батюшки и история храма, тем более, что все оказалось связано невидимой нитью Промысла.
— Про 1941-ый год я вам не расскажу, не помню просто. А вот про 1943 могу в точности изложить. В тот год осенью мои ровесники как раз должны были быть призваны в армию. У нас была допризывная подготовка в районном центре, где мы изучали ротный миномет 50 мм., самый маленький, хотя в том же 1943 году эти минометы были сняты с вооружения в виду многих недостатков. Я был очень худой и маленького роста, поэтому меня отправили на кухню помогать женщинам воду носить, дрова, топить печь. Они меня приучили варить и есть макароны, ибо до того я вообще не понимал и не знал, что это такое.
В 1943, как и каждое лето, мы ходили за грибами, обувь была такая: лопоточки из березы, ноги себе стер до мяса и у меня никак не заживали подошвы. Только уже в армии в ноябре смогли как-то вылечить. Мама очень переживала, что я такой маленький и хилый и с больными ногами, но меня все-таки призвали. Я потом много лет недоумевал и обижался на военкома, что он всех взял, и даже меня тоже, такого инвалида-урода призвал. Я был негоден не только к строевой службе, но и к нестроевой. Рост должен был быть не меньше 150 см, а у меня меньше и весил я 36 кг. Но у нас в семье было так: это неважно, какой есть, такой есть, служить все равно надо. Повезли нас на восток, ехали до города Слободской Кировской области больше недели. Нас разместили в бывшем женском монастыре. Однажды я шел в свободное время, а навстречу мне офицер с патрулем. Из-за того, что у меня шапка была завязана не по уставу, отправили на гауптвахту. Обуви и одежды на меня не было – все велико, особенно трудно было с обувью.
«Кормили как на убой и ничего не надо было делать»
– В первую зиму заболел аппендицитом,— продолжает рассказ отец Сергий.— В лазарете все были взрослые уже, они посоветовали: «Малец, не ешь ржаной хлеб, а то будет совсем плохо». Послушался, не ел, и как-то быстро у меня все зажило. Но после выздоровления я весил уже 32 кг. Начальство перевело меня в отдельный батальон выздоравливающих и направило дальше за Урал, в город Златоуст. В отличие от строевых батальонов, где 4 роты, у нас было шесть: в первой уже почти совсем здоровые, в шестой – доходяги, как я. Кормили как на убой, и ничего не надо было делать, после одного месяца взвесили – толку с меня никакого. Меня перевили в следующий отдельный батальон в Челябинск. Вот дальше Челябинска я нигде и не был в Советское время. Там мы прошли высшую гарнизонную комиссию. Врач меня осмотрел и говорит: «НГ-6, идите!» Потом я узнал, что это значит – негоден, на 6 месяцев домой. Вот на этом моя служба в 7 месяцев и закончилась.
В 1996 году мне было присвоено звание ветерана войны, так как был принят закон, что всем, кто работал во время войны на военных заводах или служил в армии не менее полугода, тот ветеран. После службы я закончил ремесленное училище и работал токарем полтора года на военном заводе.
Прошло уже много лет, но батюшка говорит, что воспоминания о войне у него сохранились очень яркие и мрачные. Было очень сложно, быть верующим и пионером одновременно. Комсомольцем отец Сергий уже не захотел становиться: «А мне никто не предлагал, Слава Богу, все знали, что я – христианин».
Сквозь время: учить и слышать молитвы
По храму уже разнеслось ароматное благоухание ладана, мы затеплили лампадки и свечи, батюшка с кадилом торжественно выходит из Царских врат в Пасхальном облачении.
— Помогайте мне петь! Давайте вместе!- и сразу дает первый возглас.
Даже не раздумывая, сразу все вместе с батюшкой запели «Христос Воскресе!» И не осталось ничего, ни тяжелой дороги, ни мыслей в голове, ни проблем – вообще ничего, только канон, священник и молитва. И тебя самого не остается, кроме сопричастности к иному, более дорогому твоей душе: связь поколений, разрушение временных и пространственных границ, истинное родство и этим храмом, и с погибшими, и с семьей батюшки, и – с Христом. Ты оказываешься внутри совсем другого времени.
1 января 1926 года в семье военнослужащего родился Сергей Николаевич Вишневский, а сейчас мы все пытаемся встать поближе к нему, спрятаться за его спиной, ухватиться за полы облачения. «Сергий — дьякон, Сергий — поп, Сергий — валяный сапог!»- так дразнили нашего батюшку в детстве.
— Нас у мамы было шесть человек детей, а сама она до революции закончила гимназию, поэтому после смерти отца она обратилась в РОНО, чтобы ей подтвердили право преподавать в начальной школе. Мы переехали из Введенского в село Поповка (или еще название было Шестихино), где маме дали место.
Любовь моя к чтению проявилось очень рано, когда мне было шесть лет – мы еще жили в Введенском, где была небольшая библиотечка. Я ее очень быстро всю перечитал и обратился к отцу Иоанну Скворцову за новыми книгами. У него весь дом был просто набит ими, от крыльца до чердака. На тот момент это была огромная ценность, а для меня – милость Божия. Батюшка меня встретил недоверчиво. Дело в том, что мой брат, старше меня на 2 года, как-то взял у него одну очень красивую книгу с золотыми корочками, а вернул уже без них, оторвал и себе оставил, а священнику соврал: «Так и было». Поэтому батюшка сначала заставил меня шестилетнего выучить наизусть Богородицу и Отче наш. Ну что мне делать было? Пошел к маме за советом.
— Отец узнает – очень рассердится!- сокрушалась мама, но все-таки отправила меня к бабушке, папиной маме. Бабушка мне все молитвы продиктовала, я записал и смог выучить. После этого я уже мог брать книг столько, сколько захочу.
Везде вы будете в презрении
Митрофорный протоиерей Сергий награжден, кажется, всеми церковными наградами. «Служу с открытыми Царскими вратами, что накладывает дополнительную ответственность при моей немощи»,- смеется батюшка. Пока батюшка разоблачается в алтаре, и ребята чистят кадило и прибираются в алтаре, есть возможность еще раз внимательно познакомиться с убранством храма. Акустика великолепная, в какой-то момент ловишь себя на мысли, что кто-то сначала тихо, потом громче и громче поет Христос Воскресе. Вдруг из алтаря отец Сергий начал громко подпевать – только в этот момент понимаешь, что на самом деле ты сам и начал петь, что услышал сам себя, а не понял, кто поет.
— Как же вы в такое богоборческое время решили стать христианином?
— А в этом как раз Сталин виноват, — смеется батюшка. По отцовской линии с времен 1612 года все в роду были священного сана, только вот папа оказался ярым атеистом, к сожалению. Но, по промыслу Божию, папа рано умер, в 1938 году, поэтому он не смог повлиять на мое решение, а был бы жив – мне пришлось бы очень трудно с ним спорить, отстаивать свой путь. И по маминой линии так же, только можно проследить с еще более раннего времени. Все четверо моих сыновей тоже стали священниками, и даже внук один есть священник, но это все заслуга моей жены, ее воспитания. Она так говорила: «Вы дети священника, поэтому везде вы будете в презрении, к вам будут плохо относиться, поэтому идите по пути отца, будьте в церковной ограде».
В верхнем храме по всему полу разбросаны листочки, на которых пишут имена.
— Ох! Это я виноват! Вот ведь как, забыл закрыть окно, наверное ветер сильный был, сквозняком все сдуло,- сокрушается отец Сергий, закрывая окно, а мы собираем листики.
— Отец Сергий, а как к вам в армии относились, зная, что вы верующий?
— Особых гонений или насмешек не было. На самом деле очень многие в меру своих знаний, что успели им передать родители, умели молиться, и в трудные минуты – молились. Вот такой пример могу привести. Перед отпуском нас всех выстроили, и сержант нас осматривал, проверял вещи, не взяли ли мы что казенного. Увидел у меня крест, вцепился и стал дергать, а краем глаза смотрел на лейтенанта. Тот же своим видом не одобрил его действия. Крест остался при мне.
Домой, домой!
— Всем тогда было тяжело, на передовой не был, говорить и рассуждать не буду, хотя много читал, да вы сами знаете. По себе только знаю, что в тылу было не менее тяжко, но при всем этом была взаимопомощь и отзывчивость между незнакомыми людьми. Дали нам документы и на двое суток еды, а никакой котомки или сумки не дали. Мы сняли нижние рубашки, завязали рукава и так везли продукты. Мне так быстрее хотелось домой попасть, что я не стал дожидаться выписки военного билета, побежал на станцию, нашел поезд в свое направление и забрался на вторую полку. Когда пошел контроль, выяснилось, что мои документы – это просто справки в кассу, чтобы мне там дали бесплатный билет, меня на ближайшей станции собрались ссаживать. Но тут весь вагон за меня заступился: «Да вы посмотрите на него! Мальчишка же! Пусть так едет!» Контроллеры застеснялись и оставили меня.
После осмотра всего храма батюшка отправил нас на колокольню: «Там такая красота! Не волнуйтесь, не упадете, у меня там прочная лестница, а после пойдем обедать». Тетя Галя, бессменная и многолетняя помощница батюшки, приехавшая с ним из Москвы, приготовила обед, накрыла на стол и ждет нас. Вкуснейшие щи из кислой капусты, колбаса, картошка, огромная миска с солеными белыми грибами и запеканка на сладкое – лучшая трапеза. Отец Сергий рассказывает:
— Ехал я больше 2 суток, еда кончилась, денег нет. Зашел на остановке в одну столовую и украл там ложку деревянную, тут же на базаре у станции ее продал и купил кусок хлеба.
— Отче, как же так – украли? Грех же.
— Ну да, грех. Я тогда еще не очень-то понимал. Потом уж каялся,- смеется.
Две Волги в год за возможность быть священником
— Батюшка, расскажите, а что было потом, как вы священником стали?- вопрос срывается сразу у нескольких ребят.
— Приехал я сразу к своему дедушке-священнику, сюда, во Флоровское, а мама так и была в Поповке (Шестихине) в 30 км отсюда. От станции шел пешком 20 км до Мышкина и потом до Фроловского – уже не знаю, сколько точно тут километров. Дед был исповедником веры, год отсидел во время войны в тюрьме в Рыбинске. Я очень удивился, когда дед мне стал показывать журнал богослужений. Как же так, ведь все запрещено?! «Сталин все разрешил, выпустил священников и меня тоже, и разрешил избрать Патриарха»,- ответил дед. Теперь можно было ремонтировать наш храм.
После всего пережитого, я себе никакого другого пути не представлял – только идти в семинарию. Но в 44-ом меня не приняли, хоть я и посылал документы. В тот год брали только москвичей, так как не было общежития. А в 45-ом меня уже сами вызвали на собеседование в Москву, и я поступил. Тогда в семинарию очень много народу поступило, демобилизованные с фронтов. Но они не долго учились – для них все это было очень сложно: и посты, и праздники, и службы, и сама учеба.
Меня рукоположили в 1952 году на праздник Тихвинской иконы Божией Матери, 38 лет я прослужил в Москве, сначала младшим священником, потом вторым, потом много лет был настоятелем нескольких храмов, но тогда и силы другие были. После смерти Сталина Хрущев начал новые гонения, стал душить материально очень высокими налогами. Помню, у меня было уже трое детей, а по выплатам за год получалось, что мы должны были отдавать столько денег государству, что можно было купить две Волги. На питание же оставалось всего три рубля на пять человек. Все было трудно.
Успеть быть
— Как же вы тут оказались?
— В какой-то момент я почувствовал и душой, и телом, что надо возвращаться на родину, в храм своего дедушки. Мне во Фроловском легче, чем в Москве. Дело в том, что каждую Литургию я не могу служить, это гораздо тяжелее и дольше. Тут я могу просто накануне отслужить вечерню, а утром – утреню. Смотря по силам, мне нужен помощник, а их не каждый раз Господь посылает. Как бы мне ни хотелось служить Литургию, но если я не уверен, что смогу с Чашей пройти от жертвенника до престола во время Херувимской песни и не упасть, то тогда ее не совершаем.
Батюшка нас не хотел отпускать, да и мы сами как будто приросли к стульям, из-за стола встать не можем, хотя уж по третьей чашке чая выпили после обеда.
— Вот как оно повернулось. Я теперь землевладелец! В девяностых просто выкупил в округе все, что можно. Теперь 7 гектаров сельхозугодий в собственности,- делится отец Сергий. Батюшка скупил всю землю из-за того, что опасался наплыва сектантов.- Да и мало ли кто тут поселиться мог, не хочу, чтоб безобразничали…
В месте с благословением на обратный путь получаем и приглашение вновь приехать, прощаемся, христосуемся.
***
Никогда в жизни я не писала в храме записки с такой скоростью, пытаясь успеть перечислить вообще всех, кто хоть как-то, пусть на несколько минут, появлялся в моей жизни и кого память диктовала картинками-воспоминаниями. Как будто гудок к отправке поезда на небо уже прозвучал, колеса паровоза уже набирают силу, выпуская клубы белого пара. И я думаю: ну, еще одного успею вписать.