Общественный деятель Владимир Легойда — об аргументации тех, кто возражает против передачи верующим Исаакиевского собора.
«Церковь! Знай свое место!» — плакат с такой надписью принесли на площадь перед Исаакиевским собором Санкт-Петербурга противники его передачи в пользование Русской Православной Церкви.
Лозунг, конечно, не новый. Удивляет другое. Ранее подобное требование означало: не выходите за церковную ограду («ваше дело — кадилом махать»), занимайтесь исключительно внутрицерковной жизнью, не вмешивайтесь в дела общества. А теперь что же получается: храм, точнее, собор — тоже не место для Церкви? Церковь не есть храм? Но это уже, как говорится, contradictio in adjecto (лат. — противоречие в определении).
Странная, согласитесь, коллизия. По мнению одних, место Церкви — строго внутри ограды храма. По требованию других (или тех же самых?) храм — не место для Церкви. По крайней мере не всякий. Невольно начнешь задумываться об антиклерикализме или, проще и точнее, о борьбе с Церковью. А если все же не спешить с борьбой, даже в городе трех революций, но спокойно, без лишних эмоций разобраться с тем, что происходит в ситуации с Исаакиевским собором? Вдруг тогда и бороться не надо будет?
Итак, первое. Художественное и архитектурное чудо, созданное Монферраном, замысливалось и строилось именно как место для молитвы, о чем лишний раз свидетельствует надпись на фронтоне Исаакия: «Храм Мой храм молитвы наречется».
В связи с дискуссией о передаче Исаакиевского собора журналисты неоднократно задавали мне вопрос, заканчивая который они, вольно или невольно, неизбежно смущались. Потому как звучал он примерно так: «А это уместно, что храм… передают Церкви?» Конечно. Неуместно скорее обратное.
Второе. Передача Исаакиевского собора в пользование Церкви не означает, простите за юридический канцелярит, смену собственника. С вопросом собственности это, кстати, вообще напрямую не связано. Ведь храм остается в собственности города. И до революции, как уже неоднократно успели отметить, собор принадлежал государству. Но это был именно храм, а не музей. Справедливости ради здесь стоит заметить вот еще что. Во-первых, Церковь до событий 1917 года не была отделена от государства, а Ведомство православного вероисповедания, то есть Святейший правительствующий синод, было фактически одним из государственных министерств. Во-вторых, в конце XIX века кафедральный Исаакиевский собор, равно, кстати, как и кафедральный храм Христа Спасителя, проходили по двум ведомствам: «в хозяйственном отношении» они были подчинены Ведомству православного вероисповедания, а «в техническо-художественном» — Министерству внутренних дел (такое предложение Особого совещания утвердил в 1883 году император Александр III). Как уже кто-то успел заметить, очень похоже на предлагаемую и сейчас форму сотрудничества: город передает храм в пользование Церкви, оставаясь собственником.
Третье. Очень важное и принципиальное — музейная деятельность. В Русской Православной Церкви с огромным уважением и благодарностью относятся к благородному труду музейных работников и не только не планируют сворачивать музейную, просветительскую и образовательную деятельность, но всячески хотели бы ее расширить и приумножить. И очень рассчитывают в этом на действующих сотрудников музея, с которыми охотно продолжат работать.
В этой связи также звучат опасения, что поток туристов поредеет, потому что их встреча с шедевром мировой архитектуры будет ограничена религиозными установлениями. Такую тревогу можно понять, но с ней сложно согласиться. Троице-Сергиева лавра, Соловецкий, московский Новодевичий и другие монастыри Русской Православной Церкви, где соседствуют богослужебная и музейная деятельность, — примеры того, что Церковь и музейное сообщество прекрасно находят общий язык не только в деле сохранения религиозных памятников, но и в вопросе их доступности для туристов. Об этом же говорит и мировой опыт. Один из самых ярких примеров — соборы Ватикана. А еще, безусловно, количество прихожан и экскурсантов возрастет потому, что плата за вход будет отменена.
Четвертое. Содержание Исаакиевского собора в надлежащем виде и состоянии, разумеется, непростая задача. Для тех, кто сомневается, что верующие люди будут менее трепетно, чем музейщики, относиться к собору, который является не только архитектурным шедевром, но и святыней, замечу, что у Церкви просто нет иного выбора, кроме как отвечать за сохранность и реставрацию собора перед контролирующими органами государства, а также перед инспекциями ЮНЕСКО.
Пятое. Если музейная работа продолжится в том же или даже в большем объеме, то что же изменится? Думаю, что туристы особых изменений не заметят. Скорее их почувствуют прихожане. Храм — место не только для молитвы, это обширное поле для социальной и благотворительной деятельности, миссионерского служения. Иными словами, если раньше были богослужения при музее, то теперь будет музейная деятельность при храме.
…Если же вернуться к теме места Церкви, то за две тысячи лет существования оно не раз менялось: от катакомб Рима до соборов Средневековья, от ансамблей монастырей до окруженных колючей проволокой стен ГУЛАГа. Неизменным оставалось одно, главное место Церкви в нашей жизни — человеческое сердце.