О новопреставленном митрополите Таллинском и всея Эстонии Корнилии говорят его сослужители и соработники.
Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий (Якобс)«Смотрим в будущее с завещанным нам владыкой Корнилием оптимизмом»
– Ушел из жизни виднейший иерарх Русской Православной Церкви. Видный именно своей жизнью во Христе, любовью к богослужению, молитвенным деланием, исповедническим подвигом в годину гонений на Церковь. Во многом под его влиянием сформировался дух современной Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, служению которой он посвятил в сане диакона, а потом и пресвитера более 70-ти лет своей жизни.
Духовное чадо протоиерея Валерия Поведского, воспитанного в духовной школе маросейской общины святых Алексия и Сергия Мечевых, владыка Корнилий и сам во многом воспринял дух и отношение к богослужению из этого источника духовной традиции. Центром всего церковного бытия для него являлась евхаристическая жизнь «богослужебно-покаяльной семьи» – конкретной общины. Таким образом он взращивал ниву Христову и в Эстонской Православной Церкви.
Сейчас жизнь самого владыки Корнилия – это уже часть истории Эстонской Православной Церкви. Он был прост в общении, открыт людям. Двери его дома были, можно сказать, распахнуты, если не для всех, то для многих, в том числе простых прихожан, которых он принимал с любовью.
Это качество он унаследовал не только от мечевцев, но также от протоиерея Михаила Ридигера, настоятеля церкви Рождества Богородицы и иконы Казанской Божией Матери в Таллине, отца Святейшего Патриарха Алексия II. Слава Богу, в Эстонской Православной Церкви сохранилась преемственность поколений в священнослужении.
Со своими сотрудниками владыка Корнилий всегда общался с неизменным уважением. В этом чувствовалась еще та царская школа, которую воспринял рожденный в начале XX века архиерей.
Его не смогла сломить лагерная система. Ему дали за хранение книг религиозного содержания и беседы с верующими срок 10 лет. А он, по свидетельству тех, кто с ним разделял заключение, чувствовал себя во всех ситуациях благодушно. Все воспринимал как волю Божию. Так, сохраняя присутствие духа, он поддерживал других и смог что-то предпринять, чтобы опротестовать арест.
Владыка Корнилий – человек высочайшей культуры. Он прекрасно знал и любил русскую классику, старался приобщить к этому сокровищу молодежь.
Он очень любил детей: в завещании, в частности, просил не приносить ему на погребение никаких венков, а если есть хотя бы небольшие средства, то лучше вложить их в обустройство лагеря для летнего отдыха школьников. Он сам всегда сопровождал их на отдых, ехал вместе с ними в автобусе: 40 ребятишек и архипастырь. Всегда заранее обо всем сам заботился, собирался в поездку и в этом году.
Владыка Корнилий не оставлял своего монашеского молитвенного правила до самых последних дней. Когда самому уже было тяжело читать, находил того, кто ему прочитает, но неопустительны были три канона и малое повечерие с каноном дня, – многими такое строго каждодневное правило воспринималось как подвиг. Молился он и Иисусовой молитвой. Особо почитал валаамских старцев и руководствовался их наставлениями.
Жизнь он проводил достаточно тихую, больше наставлял самим своим примером. Даже со слабым зрением, со слабым слухом, когда каждый шаг дается с болью, он не оставлял богослужения. Молодым священнослужителям, которым, чуть только прихватит какая хворь, служба в тягость, это было немым укором.
Он всегда очень сосредоточенно молился за литургией. Если за вечерним богослужением он еще мог дать какое-то распоряжение, решая неотложные дела, то за литургией – всякое ныне житейское отложим попечение.
Последнюю литургию мы совершали с владыкой Корнилием в сослужении с приехавшим из Москвы ректором Московских духовных школ архиепископом Верейским Евгением. На Радоницу, во вторник, владыка Корнилий также был в храме, молился за богослужением и причащался. А через день тихо и мирно отошел ко Господу.
Для меня лично общение с владыкой Корнилием – это возможность соприкоснуться с поколением священнослужителей той, старой, еще царской школы. Он в полной мере сохранил в себе эту цельность, когда твоя личная жизнь неотделима от жизни всей Церкви.
Церковь наша скорбит об утрате, но не колеблется. Все структуры действуют в обычном, установленном владыкой Корнилием порядке. В полном составе действует Синод. Смотрим в будущее с завещанным нам владыкой Корнилием оптимизмом.
«Он был связующим звеном с царской дореволюционной традицией»
– Мы, духовенство Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, скорбим, хотя сам владыка Корнилий трезво и небоязненно относился к наступлению смертного часа. Высказал все пожелания даже относительно того, как устроить поминания. Он нам оставил светлый пример и в отношении христианской подготовки к кончине.
У него был дар памяти смертной. Это отнюдь не свойство возраста. Многие и в его годы могут не задумываться о предстоящем. А митрополит Корнилий воспринимал смерть как истинный христианин. Ко всему, не исключая перехода в лучший мир, он относился с оптимизмом.
До последних дней и даже часов своей жизни он был весь в трудах и заботах. Буквально перед кончиной он еще обсуждал новый, только что вышедший номер газеты «Православный собеседник». Он был главным редактором и духовным вдохновителем этого издания, в том числе сам его всюду бесплатно распространял.
Владыка Корнилий – исповедник. Он отсидел в мордовских лагерях, на которые был осужден в 1957-м году за хранение духовной литературы и ведение бесед с верующими. Его хотели расстрелять, но дали 10 лет. Потом, видя его несгибаемый характер, сократили срок до 5 лет. А после этого любвеобильного к страждущим пастыря, каким он оставался и в заточении, и вовсе освободили через три года досрочно.
Он был всецело человеком Церкви, жил только Церковью, никакой другой жизни у него больше не было. Очень рано овдовев, он постригся в монахи и после принял на свои рамена епископство. С утра и до вечера он служил Богу и вверенной ему пастве, нуждам которой он отдавал всего себя.
Сам он был удивительно скромным человеком. Жил среди простых людей. На первом этаже блочного дома в одном из спальных районов Таллина у него была малогабаритная квартирка.
Его полюбили все в Эстонии. У всего населения он снискал заслуженные почет и уважение. Хотя в 1990-е годы, когда он принял на себя бремя управления Эстонской Православной Церковью, она переживала непростые времена. Отнималось церковное имущество. Чрезвычайно трудно было выстраивать отношения с властями. На самого владыку Корнилия было много нападок. Но в конце концов своим необыкновенным героизмом и стойкостью он просто переменил отношение к Православной Церкви во всем государстве! С его словом стали считаться все.
Это самый авторитетный епископ для всех жителей Эстонии. Соболезнование в связи с его кончиной выразили президент Эстонии Керсти Кальюлайд, премьер-министр Юри Ратас и многие-многие другие.
Он был очень доступен в общении. Каждый мог к нему подойти, что-то спросить, и этот почтенный иерарх снисходил до уровня каждого человека, и нисколько вопрошающий его, сколь бы ни был молод или прост, не смущался и не робел, мог совершенно естественно и непринужденно чувствовать себя.
Владыка Корнилий очень любил молиться. Если он видел, что священник или мирянин, уходят в молитву, он просто смотрел на них влюбленными глазами. Потому что он сам непрестанно молился (ср. 1 Фес. 5, 17). Как он любил соборные службы! Созывал духовенство, и когда все приходили, он за богослужением был особенно счастлив.
А как он любил детей! Для него самая большая радость была – собрать всех их в детский летний лагерь воскресной школы Александро-Невского собора. Вместе с ними он выезжал на Чудское озеро, где они проводили несколько замечательных недель. Владыка с ними там беседовал.
Митрополит Корнилий – это человек с очень цельной душой, горячим сердцем, пламенным, подлинно апостольским духом.
Он вырос в интеллигентной дворянской семье, его отец был полковником царской армии, дед – генералом. По матери он происходил из известного своей просветительской деятельностью рода Эпинатьевых. С детства он был воспитан в вере. Был носителем высокой культуры. Любил и умел общаться с людьми. Он был связующим звеном с царской дореволюционной традицией, которую многие утрачивали, а он берег и передавал дальше.
Когда владыка Корнилий видел в ком-нибудь проблески святости, он с огромной радостью потом об этом рассказывал! С каким духовным воодушевлением он нам говорил о своем духовном наставнике – протоиерее Валерии Поведском. Владыка Корнилий был убежден в его святости. Собирал документы к канонизации. При жизни он не узнал решения комиссии о канонизации. Сейчас они с отцом Валерием – мы уверены – уже молятся вместе у Престола Божия о всех нас.
Отец всея Эстонии
Протоиерей Даниил Леписк, член Синода Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата:
– Зная год рождения нашего архипастыря, мы, конечно, понимали, что дни его сокращаются. Владыка Корнилий не сошел со креста, его сняли со креста.
На Антипасху он еще служил, сослужили ему приехавший из Московской духовной академии архиепископ Верейский Евгений, а также викарий епископ Маардуский Сергий. На Радоницу, во вторник, владыка Корнилий также был в храме, причащался. А через день, в четверг, его земной путь был завершен.
Буквально до последнего владыка звонил, давал распоряжения, кому-то за час до кончины назначил встречу и ждал… Несмотря на свои годы, владыка оставался очень деятельным.
Я служу в храме святого благоверного князя Александра Невского, в Хаапсалу, – в этом приходе владыка Корнилий начал свое служение 70 лет назад. Это целая жизнь! Он у престола стоял столько, сколько большинство из нас еще даже не прожили на этом свете.
На наш приход владыка Корнилий всегда приезжал на престольный праздник равноапостольной Марии Магдалины. Даже в этом году, несмотря на немощь, сначала, думая, что не сможет доехать, благословил служить викарию, но потом все же они приехали вдвоем с викарием! У нас это было, возможно, первое в истории храма соборное архиерейское богослужение.
В силу своего возраста для всех в епархии владыка Корнилий был отцом, а многими воспринимался и как дедушка. Возможно, он был старейшим правящим архиереем не только Русской Православной Церкви, но и всего православного мира.
На Таллинской кафедре он правил более четверти века – 28 лет. Снискал уважение очень многих. Он, как бриллиант, чрезвычайно тверд и многогранен.
В начале его правления, в 1990-е годы, на Эстонскую Православную Церковь Московского Патриархата оказывалось колоссальное давление, лилась всяческая грязь, чинилось множество искушений, – он сумел выстоять.
Это очень самодостаточный человек. В нем не было никакой бесхребетности: мол, можно и так, можно и эдак. Нет, когда он был в чем-то уверен, то стоял до последнего, невзирая ни на какие скорби, проблемы. У него был дух исповедничества.
В Эстонии много разных конфессий, владыка Корнилий со всеми общался. Шел на диалог, когда требовалось сделать какое-то совместное заявление для светских властей. Но в вопросах чистоты исповедания Православия он был принципиален.
Административного опыта, как он сам про себя говорил, у него было очень мало, но именно внутренняя цельность позволяла ему выдерживать натиск, не сдавая никаких позиций.
Исполняя обязанности его секретаря, я всегда поражался, как он всех и каждого готов был выслушать: вот к нему пришел человек с какой-то сущей мелочью, а потом заходит кто-то с серьезнейшим глобальным вопросом, – но главное, что во всей этой суете он умел не растерять, сохранить свой внутренний мир. Мы все удивлялись его выдержке.
Он всегда действовал очень взвешенно и осмотрительно. Ему требовалось время помолиться, подумать. Такого, чтобы кто-то что-то ему изложил, и он тут же благословил: «Давайте, делайте!», – такого не было. Он брал паузу. Скороспелых решений не принимал, живо и доподлинно ощущая ответственность перед главою Церкви Христом.
Все эти дни духовенство читает Евангелие у гроба владыки Корнилия. Мы скорбим об утрате для земной воинствующей Церкви, но молимся и уповаем: Господь сопричтет душу новопреставленного Церкви торжествующей, Небесной.
«Мы верны Матери Церкви!»
– Владыку Корнилия, в то время еще отца Вячеслава, я знал с самого детства. В первый раз я его увидел в 1961-м году. Очень хорошо помню, как у таллиннского Иоанно-Предтеченского храма, неподалеку от которого мы жили, стоял молодой священник. Мне, тогда еще совсем маленькому мальчику, папа и мама объяснили, что это наш новый батюшка. Он прослужил на этом приходе без малого 30 лет.
Мы часто ходили в храм, а потом и отец Вячеслав с матушкой Татьяной Петровной бывали у нас дома.
После, когда отец Вячеслав, овдовев, принял монашество и епископский сан, я у него с 1996 года служил иподиаконом. Владыка многое мне доверял. Буквально несколько дней назад он мне сказал:
– Ой, Сережа, мы же с вами так много ездили!
А мы с ним, действительно, где только не побывали. Начиная с 2000 года, я сопровождал его во всех его поездках, тем более за пределы Эстонии. Множество раз мы бывали в Москве, Санкт-Петербурге. Владыка ездил даже в Мордовию, посещая лагеря, где некогда сидел. Там владыка Корнилий уже в наши дни освящал храмы.
Мы освящали храм и в женской колонии, там насельницы как-то спокойно к этому отнеслись. А вот в мужской колонии что творилось! Все заключенные, помню, стали подходить к владыке Корнилию под благословение, что-то спрашивать. Мы потом его оттуда с помощью еще и иподиаконов местного правящего архиерея, – тогда владыки Варсонофия, – еле-еле смогли вытащить. Заключенные все, как отара овец без пастыря, тянулись к нему. Потом одного из заключенных вдруг осенило, и у него вырвалось:
– Он же бывший зэк! А теперь митрополит!
Потом постоянно из этой колонии на имя владыки Корнилия приходило множество писем. Мы им отправляли духовную литературу. Тем более что владыка издал книгу «Письма в лагерь», собрав в нее письма, присланные ему в заключение его духовником, протоиереем Валерием Поведским.
Владыка Корнилий был очень деятельным архиереем. Постоянно мы были заняты заботами по строительству новых храмов, закупке для них утвари, изданию богослужебных, святоотеческих, церковно-исторических книг и просветительской периодики. Каждый год мы готовили и издавали новые книги.
Владыка во все вникал сам, принимая участие. У нас не было такого, чтобы кто-то что-то делал, а перед архиереем только отчитывался. На все у владыки Корнилия был свой собственный взгляд. Нам иногда казалось, что это не самое простое решение, но проходило время, и мы каждый раз неизменно убеждались, что именно так, как благословлял архиерей, и надо было поступать. Время нам открывало то, что он по своей мудрости мог предвидеть.
Привыкнув к тому, что владыка всегда объективно прав, мы не перечили ему. Хотя он-то сам совершенно спокойно выслушивал аргументированное несогласие.
В четверг, когда владыка преставился, я в 14.04 я еще разговаривал с ним по телефону, он назначил мне на следующий день, на пятницу, встречу примерно на это же время – на два часа дня. Мы должны были обсуждать текущие дела, подготовку к Поместному Собору и т. д., – тем всегда было множество. Вот буквально только что я слышал его голос и обсуждал с ним планы на завтра, отключил телефон и едва успел отвлечься, еще, впрочем, обдумывая, что нам предстоит, как ровно через час после нашего с ним разговора, в 15.05, мне позвонили и сообщили, что владыка скончался…
Я этому даже не поверил! Хотя мне и позвонил человек, которому я доверяю, но я был в таком шоке, что перезвонил – уточнить.
При всех немощах возраста – владыка с трудом уже ходил, плоховато видел – последнюю свою литургию он совершил в воскресенье. Он неизменно вставал на Евхаристический канон, совершал его полностью, мы ему помогали пройти, подавали дикирий, трикирий… Но что удивительно, даже если он был совсем слаб, он все равно собирал последние силы и ехал в храм, причащался, и именно после Причастия ему всегда (!) становилось гораздо лучше. Это было видно. В последний раз он был в храме во вторник, на Радоницу.
Когда к нам кто-то приезжал в гости и сослужил владыке Корнилию, почти всегда, неизменно все эти разные люди подходили после службы и признавались:
– Как же у вас благодатно служить. У вас митрополит никогда никого не окликает на Божественной литургии!
Владыка Корнилий действительно за богослужением не делал никаких замечаний. Никому: ни священникам, ни диаконам, ни иподиаконам. Он был весь сосредоточен на молитве и давал молиться другим. Во время предстояния пред Господом не велось никаких разбирательств, кто что сделал не так. Иногда, бывало, молодые ребята забудут, не положат ему орлец, он тихо возвращается, и потом только, помню, уже скажет мне:
– А вообще-то орлецы мне положено класть, нет? Или по возрасту уже нельзя?
Он все переносил смиренно. Даже когда не хватало иподиаконов, – ничего страшного. Но некоторые вещи были важны, – даже когда уже плохо видел, обязательно у меня спрашивал:
– Примикирий горит? С примикирием стоят?
Это для него, как архиерея старой школы, было непреложно: чтобы стоял посошник, был примикирий, митра всегда должна была лежать на престоле, даже когда его не было. Когда приезжали архиереи, первенство, как за старшим по хиротонии, всегда оставляли за ним.
– Это не обсуждается, – говорил владыка Волоколамский Иларион, который и возглавил отпевание митрополита Корнилия.
Однако наш архипастырь всегда требовал, чтобы все архиереи за богослужением были с посохами, – не так, как сейчас часто бывает: старший с посохом, а остальные могут так идти. Точно так же, как и книги держались во время службы перед всеми архиереями.
Знаете, есть незавершенная картина Павла Корина «Русь уходящая». Мне иногда кажется, что владыка Корнилий – персонаж этой картины. Помню, когда писался его портрет, художник сделал первый карандашный набросок, смотрю: владыка сидит такой сосредоточенный… «Точно, – думаю, – с этого известного незаконченного полотна».
Но при этом владыка Корнилий не замыкался в себе. В общении он был очень доступным. Всегда у него можно было что-то спросить: выслушает, подскажет. Ему можно было звонить в любое время суток. Священники беспокоили его и днем и ночью. В последнее время он уж попросил:
– Если ничего срочного, не звоните после девяти вечера.
Дело в том, что он вставал очень рано. Молился.
На долю владыки Корнилия пришлись очень сложные годы: развал Советского Союза, возникновение самостоятельного Эстонского государства, непризнание государством той части населения, которую как свою паству он возглавлял.
Мы же сначала служили тут без какой-либо регистрации, фактически незаконно. Но владыкой Корнилием были найдены такие решения, согласно которым Церковь управлялась, приходы существовали, и более того – мы даже тогда, уже при своем нелегальном статусе, умудрялись строить новые храмы!
Еще до официального признания Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, которое состоялось в 2002-м году, мы возвели храмы в Силламяэ, в Палдиски, в Нарве. Потом, когда в 2003-м году состоялся официальный визит в Эстонию Святейшего Патриарха Алексия II, нам уже стало полегче. Но до этого еще надо было дожить, и Церковь при предстоятельстве митрополита Корнилия просто исповеднически выстояла.
Потом, несмотря на все трудности, даже с наименованием Церкви, нас признали. Константинопольский Патриархат до сих пор, правда, не может спокойно признавать автономии нашей Церкви. Но, помню, я был свидетелем того, как твердо и спокойно владыка Корнилий разговаривал с Константинопольским Патриархом Варфоломеем. Наш Предстоятель говорил четко и аргументированно, а те, кто окружали Константинопольского Патриарха, чуть ли при этом не топали ногами, откровенно нервничая.
Стойкость, спокойствие, умение собирать вокруг себя верных и честных тружеников позволили митрополиту Корнилию провести церковный корабль сквозь бури и рифы.
Он имел очень большой авторитет. Ему в свое время предлагали возглавить список русских кандидатов в Рийгикогу – парламент Эстонской Республики. Он, конечно, набрал бы огромное количество голосов, но у него была принципиальная позиция: «Мы не вмешиваемся в политику». Постоянно какие-то политические силы пытались привлечь его на свою сторону, но он раз за разом отвечал:
– Мы находимся в Эстонском государстве, соблюдаем законы и не вмешиваемся в политику. Церковь вне политики.
Эта линия, которой неуклонно следовал наш архипастырь, приносит свои плоды. Мы в добрых отношениях с различными партиями: с кем-то в лучших, с кем-то в менее конструктивных, – но благодаря тому, что мы вне политики, наша Церковь в равной мере открыта для всех, и души людей спасаются.
Очень хорошие отношения сложились у митрополита Корнилия как с предыдущим лютеранским архиепископом, так и с нынешним. Взаимопонимание достигалось по многим вопросам. В том числе по закону об однополых браках, который был принят светскими эстонскими властями: владыка Корнилий вместе с лютеранским архиепископом выступили против.
Общество прислушивалось к словам нашего архипастыря. Он совершенно свободно общался на эстонском языке с государственными деятелями. Сейчас все они выражают соболезнования, признавая в лице владыки Корнилия авторитетного общественного деятеля Эстонии.
Впервые несколько лет назад лютеранский архиепископ сказал:
– Мы, владыка Корнилий, с вами главы крупнейших конфессий Эстонии…
Количество православных в Эстонии действительно за последние десятилетия достигло 200 тыс. верующих и сравнялось с численностью исторически преобладавших лютеран, так что они уже не могли этого не признать. Все это, конечно, во многом заслуга владыки Корнилия.
Владыка Корнилий, кстати, ценил, когда что-то публиковалось не только у нас, в Эстонии, но и в России. Так что эта публикация на www.pravoslavie.ru – не только в память, но и во исполнение его чувства единства со всей Православной Церковью.
У него была твердая позиция, о которой он неустанно напоминал, придерживаясь ее на протяжении всех лет своего служения и до самой последней секунды:
– Мы верны Матери Церкви!
Истинный исполнитель Евангелия
– Когда, вернувшись из эмиграции в Россию, наша семья оказалась в казахстанской ссылке, то я, бежав оттуда, искала себе место работы. Конечно, никто меня не брал – за это каждый мог поплатиться. Где я только ни побывала – и в Ташкенте, и в Москве, и в Смоленске, и вот приехала в Гжатск, к игумену Никону (Воробьеву), а он отправил меня в Вологду… Такое ему было откровение.
Правда, приехала я именно в тот момент, когда отца Вячеслава Якобса – будущего митрополита Корнилия – арестовали… Причем мне дали место делопроизводителя и машинистки, которое только-только освободила его замечательная матушка Татьяна Петровна, которая, уволившись, уехала с двумя дочерьми в Таллин к своей матери.
Неисповедимы пути Господни. Когда через несколько лет отец Вячеслав досрочно вернулся из ссылки, я как раз оказалась в Эстонии, куда приехал, сам будучи коренным эстонцем, к матушке Татьяне Петровне и он. Меня с ним познакомил его соученик по гимназии, отец Владимир Залипский, с которым мы переписывались, однажды встретившись, когда я паломничала в Пюхтицах.
Там же, в Пюхтицах, я, между прочим, от одной монахини услышала, что в Эстонии очень большая потребность в чтецах, псаломщиках, – тех, кто разбирается в службе. А поскольку в Вологде мне на себе пришлось испытать то, что пережил несколькими годами ранее отец Вячеслав, и меня опять нигде не брали на работу, я и поехала в Эстонию…
Представляете, псаломщик там оказался нужен именно отцу Вячеславу Якобсу! Боже мой, я о нем так много была наслышана по Вологде! Также ему нужен был человек, умеющий печь просфоры, а на его вологодском приходе его же прихожане меня как раз и подготовили к этому служению их любимому духовнику…
Причем четко помню, что когда я слушала о нем еще вологодские рассказы, мое воображение рисовало образ умудренного старца, я знала, что отец Вячеслав пострадал за веру, все вокруг говорили о нем с большим трепетом и почитанием. Каково же было мое удивление, когда в Таллине я увидела совсем еще молодого человека с проницательными голубыми глазами, внимательно смотревшими на тебя.
Он тут же принял меня на работу в Иоанно-Предтеченский храм, расположенный в пригороде Таллина Нымме, куда он был назначен настоятелем. Вставал он, помню, раньше всех. Неустанно шел на молитву. Служил он и утром и вечером. Богослужения были неопустительны.
Потом мне приходилось слышать от тех, кто сидел с ним в тюрьме, что он там резко выделялся. В бараках о чем только заключенные не болтали, то и дело раздавался порою и скабрезный смех, – так пытались снять напряжение после изнурительных работ. А он был собран, молитвенно настроен, не рассеян. Причем он даже тогда еще не знал, что скоро ему предстоит выйти на свободу и продолжить свой пастырский подвиг. Но он сумел не растерять там, на нарах и в том обществе, себя. Наоборот, тех, кто с ним сидел, обращал в веру.
С владыкой Корнилием мы были знакомы более 40 лет. Он никогда не кривил душой, был очень прямым человеком. Поразительно, что, будучи через отца Валерия Поведского наследником маросейской мечевской традиции, для которой по тем опасным временам была характерна некая конспиративность, сам он встал на путь исповедничества. Ничего не боялся. Веру исповедовал открыто. А вот помогал, причем очень многим и существенно, всегда тайно. Истинный исполнитель Евангелия.
Вечная память.