Фотограф: Владими Ходаков / Монастырский Вестник
Недавно исполнилось 77 лет со дня рождения легендарного регента Свято-Троицкой Сергиевой лавры, композитора, профессора Московской духовной академии архимандрита Матфея (Мормыля). Воспоминания о знаменитом лаврском Бате, как его с любовью называли студенты и певчие, – в заметках выпускника МДА, в течение пяти лет певшего в хоре отца Матфея.
Отмечая 700-летний юбилей величайшего события в истории нашей Церкви и государства Российского – рождения преподобного Сергия Радонежского, нашего общества, мы обратили взгляд к творению Сергия, духовному сердцу Руси – Свято-Троицкой Сергиевой лавре. Обитель игумена Земли Русской имеет много исключительных, прекрасных качеств, но, пожалуй, одним из самых ярких явлений, своего рода визитной карточкой монастыря, да и не только монастыря, а, скорее, всей Русской Православной Церкви, является прекрасное пение и глубоко церковная богослужебная традиция.
Что главное в сегодняшнем пении Троице-Сергиевой лавры, записи песнопений которой облетели весь мир и пользуются популярностью не только у православных людей, но и среди католиков, протестантов, жителей Европы и Америки?
Конечно, интересно было бы обратиться к богатой истории лаврского пения, берущей свое начало со времен преподобного Сергия. Это важно и интересно так же, как, например, изучение прекрасного архитектурного ансамбля лавры, история формирования которого насчитывает более 500 лет. Но представим на минуту, что все великолепие, которым мы любуемся теперь, лишается преподобного. Остается все: прекрасные храмы, величественные стены, старинные корпуса; но нет святого Сергия, его жития, подвигов, благодатного покрова… В миг теряется смысл, ибо смысл всего здесь – не архитектурные формы зданий, пусть они и важны, а сам преподобный, основатель обители, ее Игумен и Душа, по сей день непрестанно пребывающий со своей братией.
Так же и с певческой тематикой. Важно все: и ноты, и традиция, и музыкальные черты. Но без тружеников, без великих подвижников на этой ниве все стало бы мертвым, да и, пожалуй, не смогло бы родиться на свет. Поэтому говорить о певческой традиции лавры можно только через знакомство с личным, человеческим. В этой связи хотелось бы вспомнить имя архимандрита Матфея (Мормыля) – регента Троице-Сергиевой лавры (ум. 2009 г.), благодаря которому традиция ее пения, собственно, и была воссоздана, обогащена, обрела новое дыхание и бытие.
Отвечая в одном из немногочисленных интервью на вопрос, как ему пришла идея служить Богу, отец Матфей подчеркнул: «Слово «идея», думается, ко мне не подходит. Скорее, сердечное желание. Любил я Церковь, в храм ходил, с детства пономарил, так что тут говорить об идее не приходится. Просто я очень любил Церковь». (1) Именно эту любовь к Богу и Церкви он пронес через всю свою жизнь – от детства, проведенного в глубоко церковной среде семьи в далекой казацкой станице под Владикавказом, до преклонного возраста, когда он, будучи заслуженным профессором Московской духовной академии и главным регентом лавры, преодолевая физическую немощь, приезжал на колясочке, чтобы провести лекцию, службу или очередную спевку. Отец Матфей жил по принципу «что Церковь – то и я», не просто отдаваясь целиком и полностью, но живя делом своей жизни, имея одно дыхание с Церковью и ее литургической жизнью. Богослужение было его стихией. Ему не нужно было смотреть в церковный календарь, чтобы уточнить, какого святого празднуется память или какие нюансы привносит сегодня Устав – все это он знал буквально наизусть, сходу мог ответить на любой вопрос. Жил не только делом, но и людьми – теми студентами, которые у него пели или учились. Одной встречи было достаточно, чтобы отец Матфей запомнил все «житие» своего подопечного, который становился теперь для него родным ребенком.
Вспоминается поразившая до глубины души первая встреча с архимандритом Матфеем, когда мы только поступили в семинарию и было назначено прослушивание в его называвшийся тогда Братским хор. Накануне, на лекции по литургике, батюшка со всеми познакомился, шутя сказал, что «выбьет» из нас умение петь. А я по своей молодости возьми да и скажи, что мне нужно по каким-то делам ехать в Москву, в связи с чем на прослушивании быть не получится. Получаю спокойный ответ приходить на час раньше.
На следующий день по не зависевшим от меня причинам не успевал я и к назначенному времени, однако был уверен, что ради меня прослушивание все равно не начнется раньше. Каково же было удивление, когда я пришел в спевочный зал в колокольне и встретил одиноко сидящего отца Матфея – человека с мировой известностью, пришедшего на час раньше ради какого-то первокурсника. «О, Тольяти (так звучало мое имя в устах архимандрита, у которого для каждого имелось свое наименование), а я тебя давно здесь дожидаюсь», – добродушно заметил маэстро и сел за фортепиано, чтобы распеть меня до тех нот, о которых ранее не приходилось задумываться.
Не раз впоследствии поражала в нем эта глубокая внутренняя культура, одинаково внимательное отношение как к архиерею и высокому чиновнику, так и к обычной уборщице, получавшей при встрече неподдельное внимание и обязательный шуточный вопрос: «Откуда дровишки?» или «Почему с пустым ведром встречаешь?»
Показать, что сделал архимандрит Матфей для современного лаврского пения, очень непросто. По сути, он его создал заново на руинах разрушенного прошлого. Каков исторический контекст начала певческой деятельности отца Матфея?
Лавра была закрыта в 1919 году, последний ее дореволюционный регент иеромонах Нафанаил (Бачкало) вынужден был управлять хором в храме Петра и Павла, а затем и вовсе скитаться по приходам Московской епархии. Богатая богослужебная традиция прервана на 27 лет. В 1946 году, когда на Пасху впервые были вновь совершены утреня и литургия, возрождать все пришлось фактически с нуля. Из воспоминаний очевидцев ясно, что первый хор лавры собрался из простого народа на молебнах с акафистом преподобному Сергию, которые в ожидании открытия обители по воскресеньям совершал наместник, архимандрит Гурий, в Ильинской церкви города – единственном действовавшем тогда храме. (2) Сформировавшийся смешанный хор в течение 15-ти лет просуществовал под управлением протодиакона Сергия Боскина.
В 60-е годы полноценной деятельности коллектива стали препятствовать на законодательном уровне хрущевские власти, проводившие антицерковную политику. Именно в это непростое время, в 1961 году, и пришлось отцу Матфею, тогда еще студенту духовной академии Льву Мормылю, взять на себя управление лаврским хором. По словам самого архимандрита, не было практически ничего: ни нот, ни разработанных систем; а главное, ощущался резкий разрыв с дореволюционной традицией. Буквально по крупицам удалось собрать как изданные, так и рукописные материалы иеромонаха Нафанаила, что составило основу преемственности.
Взирая на этих двух тружеников певческого дела минувшего столетия, невольно отмечаешь определенные параллели и в то же время антиподы их жизненного пути. Как и иеромонах Нафанаил, архимандрит Матфей, несмотря на талант, не собирался быть церковным регентом, но стал им исключительно по послушанию. Оба концентрировались на возрождении древних традиций монастырского пения, сочетая его с взвешенным церковным подходом к исполнению партесных произведений. Роднила их и природная скромность, стремившаяся в случае отца Нафанаила уйти от публикации собственных сочинений, а в случае отца Матфея – подписывать свои произведения как угодно, но не прямо, как это обычно принято, «музыка такого-то», а многое подчас делать скрытно.
Но было и принципиальное отличие: если иеромонах Нафанаил получил высшее музыкальное образование, то за плечами архимандрита Матфея не значилось даже одного класса музыкальной школы. Де-юре так, фактически же он был образованнейшим человеком, который с юности до последних дней занимался самообразованием. Он действительно никогда не переставал учиться, совершенствоваться, искать новые формы исполнения, отказываться от предыдущего, не очень удачного, опыта и находить более изящные варианты. Когда речь заходила о старых записях, Батя, как любовно называли отца Матфея студенты духовных школ, обычно отмахивался: «Грехи молодости». Он никогда не считал, что достиг абсолютного уровня, и именно это позволяло развиваться и двигаться вперед.
Энтузиазм, с которым работал отец Матфей, встречается не часто, особенно в наши дни. Он мог титанически «пахать», петь с хором по несколько литургий, концертов в день. Взять, к примеру, запись пластинок: спевка могла проходить с раннего утра до позднего вечера, певцы уже изнемогали, а отец Матфей под конец выходил из колокольни разгоряченный и недовольный тем, что поработали так мало…
Годами им велась кропотливая работа по сбору певческого материала. Сейчас сложно представить, каково было при отсутствии оргтехники в 60-70 годы самостоятельно переписывать партитуры для хора в полсотни человек. Сам Батя под конец жизни признавался, что не может смотреть в партитуры – при виде нотного стана глаза сразу плыли. Благодаря этой работе, сегодня на основе напевов Зосимовой пустыни, Валаамского и Соловецкого монастырей сформирован обиход Великого поста, в частности, Утрени Великого пятка с чтением 12-ти Страстных Евангелий, которая, к слову, у отца Матфея была любимой в году. Он считал эту службу «приношением» каждого регента Голгофской Жертве.
Бесспорной заслугой архимандрита Матфея как старшего уставщика лавры является возрождение ее уставных традиций. Перечислять эти богослужебные элементы можно долго: лаврские сходки хора на середину храма, одновременное пение на два клироса, исполнение стихир с канонархом, уставное пение одним певцом великопостного прокимна «Да исправится молитва моя», возглашение прокимнов на вечерне не диаконом в алтаре, как это у нас теперь распространено, а, как положено, головщиком в центре храма. Небезынтересно ипофонное исполнение «Господи воззвах» на Великой вечерне под воскресение, когда учиненный монах читает в полном объеме 140 и 141-й псалмы, а правый и левый хоры попеременно негромко поют стих «Услыши мя, Господи» и «Воззвах к Тебе, спаси мя» соответственно, а сами стихиры исполняются Знаменным распевом.
Кстати, о Знаменном распеве. Как-то среди студентов, поющих в Знаменном хоре лавры, созданном в 90-е годы прошлого века учениками отца Матфея, была услышана критика в адрес знаменитого регента, что, мол, мало он исполняет древних распевов, а те, которые поет, делает неправильно. Такой, к сожалению, ограниченный взгляд не учитывает, что возрождение Знаменного распева, его возвращение в наше богослужение – во многом заслуга архимандрита Матфея. Ведь в течение XVII-XIX веков как Знаменный, так и другие древнерусские распевы были практически полностью вытеснены партесным пением и подчас вовсе забыты. Когда знойные тетушки распевали в храмах слащавые концертные произведения, архимандрит Матфей с группой энтузиастов из Московской консерватории «тайнообразующе» занимались расшифровками древних рукописей, кои затем оживали за богослужением в лавре. Сколько таких песнопений было исполнено, переписано и разослано по всей Русской Церкви?!
При этом отец Матфей никогда не зацикливался исключительно на древних распевах, хотя и отдавал им и произведениям, имеющим оные в своей основе, приоритет. В вопросе формирования репертуара он старался избегать ригоризма и соблюдать золотую середину, удачно совмещая авторские произведения с оригинальным древним и монастырским пением. Поражало его умение, если хотите, «воцерковить» любой опус, так что и под Веделя порой можно было молиться. При этом в первую очередь он ценил обиход, умел исполнять простейшие вещи самым выразительным образом, преображая обиходные Херувимские, Милость мира, Хвалите Имя Господне и другие песнопения, как он сам выражался, «из бабушкиного сундучка». Не гнушался исполнить такое произведение на Патриаршей службе, и звучало это ничуть не хуже любой самой сложной авторской музыки. Вообще, у отца Матфея не было разделения на первосортное и второсортное, как не делил он богослужение на праздничное и будничное. Для него любая служба была пасхальной, он не переставал говорить: «Регентовать нужно так, как будто это последняя служба в твоей жизни».
Несколько слов о монашеской скромности. В своей статье «Литургические традиции Троице-Сергиевой лавры» (3) архимандрит Матфей с присущим ему тактом обтекаемо употребляет обороты вроде «братией обители написана служба», «появилось специальное последование», «возрождена традиция» и тому подобное, нарочито не уточняя, что он принимал активное и первостепенное участие в литургическом творчестве, ведь именно он является автором как музыки, так и многочисленных богослужебных текстов. По-своему уникально музыкальное оформление службы русским святым. Ее текст написал святитель и исповедник епископ Афанасий (Сахаров), духовную связь и преемственность с которым отец Матфей пронес через всю жизнь. Пожалуй, самыми известными из данного цикла являются стихиры «Земле Русская», изложенные архимандритом на напев Киево-Печерской лавры и порой хитроумно называвшиеся автором не иначе как «стихирами на подобен Доме Ефрафов», что помогало в прохождении советской цензуры.
Нельзя не упомянуть и о творческом тандеме отца Матфея с диаконом Сергием Трубачевым – церковным композитором (женат он, кстати, был на дочери священника Павла Флоренского), произведения которого впервые исполнялись лаврским хором и отсюда обрели свою популярность. Эти двое всегда совершенствовали друг друга. Примечателен следующий эпизод. Однажды Сергей Зосимович принес лаврскому регенту на апробацию свое, теперь уже известное многим, «Богородице Дево, радуйся», а отец Матфей без спроса и предупреждения упростил концовку и исполнил в собственной редакции на Всенощной. Трубачев после службы подошел к клиросу: «Как это у вас так получилось хорошо? Можно мне экземпляр?» До сих пор большинство однородных хоров поет этот сокращенный вариант «Богородицы», не догадываясь, что это за редакция и кому она принадлежит.
Архимандрит Матфей дружил со многими выдающимися людьми своего времени. У него на клиросе любил петь известный певец И.С. Козловский, тесное сотрудничество было с известным регентом хора московского храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке Н. Матвеевым, с которым отец Матфей в свое время создавал Регентскую школу при МДА; с большим уважением и симпатией относился к Бате одесский регент Н. Вирановский и пользовался взаимностью, проявившейся, в частности, в исполнении тропаря Иверской иконе Божией Матери на музыку Вирановского, записанного на одной из пластинок.
Не хотелось бы идеализировать отца Матфея, создавая идеалистическое описание или образ всесвятого старца. Он вовсе не был небожителем – это был вполне живой, реальный человек; человек творческий, с весьма непростым характером. Далеко не все могли с ним ладить и уживаться, а его требовательность, бескомпромиссная жесткость в достижении поставленной цели многих заставляли трепетать и даже бояться. Хорошо известные хористам «сойди вниз», «сейчас я тебе заеду в гости», «избиения младенцев» и «страсти по Матфею», активизация которых обыкновенно происходила в период Великого поста, к которому, как мы уже говорили, батюшка относился особо трепетно, не всегда были приятны для окружавших его подопечных. Тем не менее, несмотря ни на какие сложности в человеческих отношениях, трудно назвать хотя бы одного человека, который не относился бы к личности архимандрита Матфея с глубоким уважением и не благодарил Бога за время, проведенное с ним.
Со слезами смеха и ностальгической грустью вспоминается острый ум Бати, прекрасное, всегда живое чувство юмора, без которого этого человека сложно представить. Однажды хор разучивал на спевке «Разбойника благоразумнаго» лаврского напева, один студент решил, видимо, блеснуть знаниями и сказал при всех регенту: «Вы знаете, я слышал, как хор Горбика (4) исполняет это произведение, в отличие от нас, в натуральном миноре и звучит это весьма интересно». Архимандрит Матфей, скажем прямо, не очень-то любивший, когда его с кем-то сравнивали, выслушал певца, по обыкновению, скрестил руки у своего солидного живота и, как показалось, надулся. Водворилась тишина. Через пару напряженных секунд Батя выпалил с непередаваемой интонацией: «Лучше большой живот, чем маленький горб» и продолжил петь по-своему.
Интересно было наблюдать, как общался батюшка с братьями-украинцами, которых в хоре всегда было не меньше половины. Во-первых, он прекрасно владел украинским языком, знал традиции народа. Это, кстати, не только украинцев касалось: отец Матфей с большим уважением относился ко всему многонациональному составу хора, в котором никогда не было и намека на этническую рознь. Когда требовалось сосредоточить внимание хористов, делал это регент словами: «Ти дивись на мене, я – на тебе, будемо спiвати». Ну, и, конечно, классикой жанра было общение батюшки с профессором МДА А.И. Осиповым, с которым они в молодости учились на одном курсе академии. Диалог богатырского сложения архимандрита и небольшого роста профессора строился примерно так:
– Матфей, я тебя в порошок сотру!
– Смотри, Ильич, как бы тебя тем порошком не засыпало. И вообще, когда мы твою лысину уже в мавзолее увидим?
Или:
– Радуйся, горо тучная усыренная, – говорит Осипов.
– Радуйтеся, кости смиренныя, – отвечает отец Матфей.
Помнится, каким осиротевшим выглядел Алексей Ильич, когда в Успенском соборе лавры отпевали его старого друга…
Похороны отца Матфея – это отдельный рассказ. Около десяти архиереев, три хора, множество духовенства, представителей московской консерваторской, творческой интеллигенции, полный храм народа. Более семи часов любящие друзья и ученики торжественно провожали в последний путь этого великого человека. Да, я не оговорился – именно торжественно, потому что та служба больше походила на Пасхальное богослужение, чем на траурное событие. Чему тут удивляться? Как отец Матфей относился при жизни к пению и богослужению, так и его отпевание прошло. Конечно, жаль, что он так рано оставил этот мир, но Господу видней. Батюшка навсегда останется в нашей памяти живым, немного улыбающимся, с характерной ухмылкой и блеском в глазах.
Дело его жизни продолжает жить как в лавре, так и далеко за ее пределами, создавая ему лучший памятник. Только бы сегодняшние регенты бережно хранили и преумножали то значительное наследие, с которым связано имя архимандрита Матфея, а главное – трудились, не покладая рук, с такой же ревностью и любовью к своему служению.
Монастырский Вестник
- Матфей (Мормыль), архим. На чужом основании никогда ничего не строил – (http://www.pravmir.ru/arximandrit-matfej-mormyl-na-chuzhom-osnovanii-nikogda-nichego-ne-stroil/) – Дата доступа: 12.06.14.
- Боскин С., протодиак. Пасха 1946 года. Открытие Лавры преподобного Сергия. // Троицкое слово. ТСЛ, [1990]. № 4. С. 18.
- Матфей (Мормыль), архим. Литургические традиции Троице-Сергиевой лавры // Богословские труды. Сб. 29. – М.: Издание Московской Патриархии, 1989. С. 194-200.
- Владимир Горбик – современный регент, в течение многих лет бессменный руководитель хора Подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Москве.