Такой же осенью, как сейчас, 98 лет назад уплыли к африканскому берегу на кораблях Русской эскадры 150 казаков, которые не приняли власть большевиков. Они считали это временной эвакуацией и надеялись скоро вернуться в Россию. Путь в Бизерту Российского Императорского флота проследила корреспондент ИА «Казачье единство». Побывав на месте последнего причала российских военных кораблей, узнала о судьбе людей, разлученных с Отечеством чудовищной трагедией. На их долю выпал ужас стрелять друг в друга и погибать за одну и ту же родину.
Хочу увидеть Бизерту
Чтобы попасть в Бизерту – город на севере Африки, пришлось преодолеть около 3000 км самолетом. А потом еще 300 км на авто, продвигаясь из центра Туниса к Средиземному морю. Дороги в стране вполне хорошие, но сама обстановка напомнила наши 1990-е годы, когда царил беспорядок и безвластие после случившегося переворота.
Вот и Тунис сейчас переживает подобное, — семь лет назад здесь случилась революция. С тех пор в угоду неким политическим силам бастуют мусорщики. Итог налицо – страна похожа на одну большую свалку. Однако в пути я думала о цели своей поездки и старалась не замечать окружающей грязи и упадка. Бизерта оказалась на удивление чистенькой и приветливой.
Со мной рядом не было случайных людей. Все, кто присоединился к этой поездке знали предысторию событий и те места в городе, которые мы собирались посетить.
— Меня в Тунисе интересовала история Карфагена и полководца Ганнибала, мечтала увидеть развалины города, который никому не покорялся, — объясняет свое присутствие на этой земле ставропольчанка Людмила Стрельникова. — И тут я совершенно случайно нахожу информацию, что есть такой город Бизерта, где четыре года стояли наши корабли, на которых жили наши русские люди. И сразу это вышло на первый план. Я поняла, что хочу поклониться могилам этих людей, хочу увидеть Бизерту и тот причал, который стал последним, возможно, и для кого-то из моих предков. Ведь моя прабабушка Душина Пелагея, бабушка Гончарова Евдокия и мама — уроженки казачьей станицы Наурской Чеченской Республики.
Путь к последнему причалу
В ноябре 1920 года Русская Армия на юге под руководством барона Врангеля уже не могла сопротивляться большевикам. Белые силы проиграли красным, и это стало фактом. Собравшиеся в Крыму остатки врангелевских корпусов, в том числе, казаки Терско-Астраханской бригады и конной Кубанской казачьей дивизии, грузились на корабли и уходили в сторону Константинополя. С ними дети, жены, старики.
По рассказу одного из выпускников Владикавказского кадетского корпуса, транспортное судно «Дон» загрузило на борт 12 тысяч пассажиров. Оно постоянно кренилось на тот или другой бок. Шли разговоры о том, что, мол, выйдем в Черное море, остановимся, отдохнем, а потом вернемся воевать дальше. Но это были всего лишь пустые планы.
С удалявшегося берега слышались взрывы. На берегу стояли новенькие французские орудия, оставленные в «подарок» большевикам по приказу командования. Люди понимали, что за их спинами работали темные силы. И недоумевали, почему Франция, будучи союзником царской России, снабжала красных боеприпасами. Но сейчас главной задачей юнкеров было перегонять людей с одной стороны палубы на другую, чтобы корабль не лег на бок.
В Эскадре было 126 единиц боевой техники – линкоры, крейсеры, эсминцы, подводные и канонерские лодки, ледоколы, танкеры. Часть из них после Константинополя отправилась к острову Лемнос, другие — в Болгарию, Хорватию. В то время Тунис был под протекторатом Франции, поэтому страна согласилась принять русских, но… в залог взяли весь флот. К африканским берегам под Андреевским флагом шли 34 корабля, по иронии судьбы судно под названием «Живой» затонуло в пути и дошли только 33.
На одном из судов вместе с родителями приехала восьмилетняя девочка Настя. Ей, Анастасии Манштейн-Ширинской, суждено было стать летописцем истории о россиянах, поселившихся в жарких землях Африки. Их было немногим более 6000 – офицеры, кадеты, матросы, священники, доктора, дети и женщины. И 150 казаков, среди них сотник Георгий Борисов, подъесаул Михаил Лесаневич, полковник Константин Пухляков, сотник Владимир Попов…
Казаки держались вместе
Но вот парадокс – людям, бежавшим от «красной чумы», долгое время не разрешали выйти на землю. Капитан 1 ранга Владимир фон Берг писал: «Мы прибыли из страны ужасной болезни – красной духовной заразы. И вот этой заразы, пуще другой боялись французы».
На кораблях Русской эскадры продолжали поддерживать порядок. Четыре года каждое утро поднимались Андреевские флаги, священники отправляли службы, отмечались праздники. Действовала церковь на «Георгии Победоносце», была организована школа для 60 детей и Морской корпус, который устраивал парады. В свет выходил даже «Бизертинский морской сборник».
Среди моряков были казаки, которые служили офицерами и гардемаринами Черноморского флота. Другие терцы, кубанцы и донцы, пытаясь спасти жизни свои и близких, нанимались на суда матросами, кочегарами и комендорами корабельных орудий. Они не смотрели на свои звания есаулов и сотников, выполняя самую грязную и тяжелую работу на кораблях. Остались на борту и раненые казаки.
По прибытии станичники держались вместе, и очень скоро была создана станица. Атаманом стал полковник Пухляков, который до эвакуации служил в Морском управлении Севастовполя. В Африку он прибыл с женой и четырьмя детьми на «Кронштадте». На этом судне он работал слесарем в ремонтной мастерской. Вместе с ним слесарил сотник Владимир Попов.
Вообще из 150 казаков, прибывших в Бизерту, только 20 имели офицерские чины казачьих войск. Следующим атаманом на круге избрали полковника Ивана Белого.
Никто не сидел сложа руки – открылись торговые лавки, сапожные мастерские, ателье по пошиву одежды, аптеки. Были задействованы жены, матери и дочери. Русские врачи лечили всех, независимо от цвета кожи. Благодатный климат позволил казакам создавать фермы и продавать свою продукцию местному населению.
Здесь, вдали от родины, казаки не делились по войскам и офицеры по званиям. Россиян было слишком мало, чтобы отделяться друг от друга. Люди устроились, как могли. Врачи нашли работу по специальности, остальные стали землемерами, продавцами, баронессы работали посудомойками, генералы — сторожами и садовниками. Все оказались равны в поисках средств для существования.
Шло постепенное расселение с кораблей на землю и создание лагерей беженцев по всему Тунису. Комендантом одного из них под названием Ель-Эшь стал Михаил Ардатов, в прошлом разведчик Кавказского военного округа и офицер Кавказской Армии. Не все шло гладко. В своем дневнике он отмечает, что был пойман один эмигрант, надевший на себя сразу три пары выданного французами белья. И в скобках помечает – какой позор! А еще 23 февраля 1921 года выдано «предписание об аресте на 15 дней хорунжего Воронинова». О причине ничего не сказано, но значит, было и такое.
Упрямая старуха
После признания нового советского государства Франция отказалась рассматривать оставшиеся корабли как русскую колонию. И 29 октября 1924 года был спущен Андреевский флаг. Казачьи и морские офицеры сняли погоны. Возврата флота в СССР не произошло по причине международного скандала. Эскадру растащили. Часть ушла на металлолом, другие суда, перекрашенные и переделанные до неузнаваемости, ходили под флагами Италии и Франции.
О людских судьбах рассказала хранительница музея Русской эскадры Лариса Васильевна Богданова:
— Контр-адмирал Беренс занимался бухгалтерией, ушел из жизни в бедноте за пошивом женских сумочек. Вице-адмирал Ворожейкин разводил коз, генерал Завалишин был сторожем в лицее, юрист-международник Алмазов стал простым писарем.
Сама Лариса Васильевна приехала в Бизерту в 1980-х годах для работы по контракту вместе с мужем. Оба они врачи, выпускники института Сеченова в Москве. Они не могли общаться открыто с Анастасией Александровной (как же – белая эмигрантка!). Это грозило прерыванием контракта.
— Нас познакомили с ней тайно, — вспоминает Богданова. — Мы провели вместе вечер и приняли для себя решение: «Что бы ни случилось -общаться мы будем». Мы стали очень близкими людьми. Почему нас не тронули, не знаю, быть может уже «маячил» период перестройки. Мы познакомились и с другими соотечественниками, пришедшими с Русской эскадрой, видимо поэтому именно я являюсь хранительницей этого музея. Он стал тем, к чему Манштейн-Ширинская стремилась — сохранить для потомков нашу историю.
Анастасия Александровна умерла в 2009 году, ей было 97 лет. Почти всю жизнь она прожила с документом, который выдавался Лигой наций для беженцев без гражданства. До конца своих дней она оставалась россиянкой. И только в 1997 году получила паспорт, который ей пожаловал президент России:
— Я ждала русского гражданства. Советское не хотела. Потом ждала, когда паспорт будет с двуглавым орлом, – посольство предлагало с гербом интернационала, я дождалась с орлом. Такая я упрямая старуха.
Запомнилось прощание с лошадьми
У входа в дом-музей – цветущие под щедрым африканским солнцем олеандры, внутри — уникальные фотографии, которые сохранились, благодаря усилиям Анастасии Александровны. Каждый снимок со своей историей и человеческой судьбой.
— Меня поразили лица на этих фотографиях, — делится впечатлениями Людмила Стрельникова. – Открытые, улыбчивые, таких лиц я сейчас не встречаю на улицах, когда смотрю на людей. Я зашла в музей и потерялась. Дом передал мне всю атмосферу, все чувства, которые испытывали эти люди, их боль за то, что больше никогда не попадут они на родину, которую так любили. И надежду, ведь каждый новый год они поднимали бокалы: «На будущий год – в России!». Наверное, никто из нас сейчас так не любит свою страну. Я закрываю глаза и снова вижу эти лица, которые так меня поразили.
Здесь же мебель из дома Манштейн-Ширинской и личные вещи – иконы, книги, пишущая машинка, очки, награды за труд. На одной из стен – подборка последних фотографий эскадры, ожидающей разборки на металлолом. На столике в уголке — свод законов Российской Империи издания 1899 года, на другом — модель флагманского корабля Русской эскадры крейсера «Генерал Корнилов».
Из рассказов хранительницы музея запал в память момент, о котором ей говорила сама Анастасия Александровна. Уезжая из Крыма, она, маленькая девочка, запомнила трогательное прощание казаков со своими лошадьми.
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня…
Так писал казачий поэт Николай Туроверов, но маленькая Настя видела только слезы в глазах казаков. И на всю жизнь пронесла с собой эти горестные эмоции, остальной ужас от ребенка был скрыт.
Лития мирянским чином
На воротах христианского кладбища в Бизерте вверху — арабской вязью, а ниже — на французском языке, написано: «Государственные военные захоронения». Еще одна табличка — сообщение о том, что могилы восстанавливаются при участие муниципалитета.
Нас встречает охранник, который открывает ворота для посетителей. Грозного помощника, стаффордширского терьера, он выпускает только ночью. Подобные меры необходимы для защиты от возможного вандализма. Проходим по асфальтированной дорожке, вдоль которой стоят фамильные склепы. Двери закрыты пальмовыми листьями. Здесь похоронены сербы, хорваты, итальянцы, французы…
Братская могила с русскими офицерами, казаками и их близкими чуть дальше с левой стороны. Рядом установлен памятник, на котором написано «В память о моряках Русской эскадры и всех российских людях, покоящихся в тунисской земле».
Вот оно — святое место для каждого россиянина. Здесь уснули навечно – Макаров, Никитин, Головенко, Копнина, Гребенюк, Марков, Бабин, Образов, Морев… Они остались гражданами России, хоть и навсегда потеряли свою родину. Смешанные чувства, ведь мы никогда не знали этих людей, но все-таки они не были для нас чужими.
Рассыпаю на могилку привезенную с собой русскую землю, устанавливаю свечу из нашего храма и начинаю богослужение мирянским чином. Отправляясь в эти места, специально спросила в Андреевском соборе, как можно отслужить литию без священника. Я уже тогда знала, что в Бизерту батюшка приезжает всего раз в месяц с острова Мальта. А на кладбище русские вообще бывают редко по той причине, что их здесь почти нет.
— Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе, Боже наш… — лития началась этими словами. Ко мне присоединились Людмила Стрельникова из Ставрополя и Надежда Стрелова из Сыктывкара.
Ветер колышет полотнище Андреевского флага, который закреплен на мемориале, временами разворачивая к нам синий косой крест – символ распятия Андрея Первозванного. Между памятником и братской могилой сквозь каменные плиты пробился розовый цветок герани – как символ русских людей и казаков, которое жили, росли и цвели здесь даже без своей земли.
— На кладбище я просто плакала, повторяя слова молитвы, — делится чувствами Надежда Геннадиевна.— Я испытала смятение и восторг, что пришла сюда, поклонилась праху этих людей. И я хоть чуточку отдала ту дань, которую должна отдать им Россия.
Грустно звучит «вечная память»
В другой стороне кладбища находятся могилы Анастасии Манштейн-Ширинской, ее сына и отца. Тунис – светская страна, и хотя 98% населения исповедуют ислам, к другим религиям относятся уважительно. Ветер не дает зажечь свечу, пламя все время гаснет, и наш проводник-мусульманин Фуад помогает мне, сложив руки домиком. Наконец, удалось, огонек разгорелся и затрепетал. Вечная память этой женщине, которая сохранила русскую историю в далекой Африке.
Каменные плиты надгробий тронуты временем, часть разрушена, на других не видно надписей и трудно понять, кто здесь лежит. Мы помолились у могил Нины Соловьевой и Анны Марковой, адмиралов Александра Герасимова и Владимира Николя. У братской могилы 1921 года – за казака Головенко Ивана, кочегара Трофимова Павла, кадета Волкова Ивана, гардемарина Шереметьевского Алексея. И у захоронений, которые появились позже в 1940-1960-х годах – за Головко Даниила, казаков Городниченко Александра и его отца Михаила Клементьевича, механика Яковенко Андрея, Воловенко Ивана, коллежского советника Чепегу Нила Андреевича. Все они укрыты одной землей и лежат под одним небом, но так далеко от любимой родины.
«Пройдет год… два. Останутся одни русские могилы. Их порядочно и на бизертинском кладбище, и в Tunisie. Некоторые могилы закинуты далеко. Никто не придет к ним помолиться… Одинокие. В родительскую субботу, стоя на кладбище бизертинском, обратившись лицом к Tunisie, служим общую панихиду «о всех, в стране сей погребенных, их же имена Ты, Господи, веси». Несколько коленопреклоненных моряков стоят вокруг меня. Грустно звучит «вечная память». Одинокие могилы…» — так писал в одном из своих писем отец Георгий (Спасский), митрофорный протоиерей, главный священник Черноморского флота в период Гражданской войны, создавший в Бизерте церковь Морского корпуса.
Храм засиял в пламени свечей
Храм Александра Невского находится за углом от музея. Пять голубых куполов сливаются с цветом неба. На нем есть надпись: «Блаженны изгнаны правды ради, яко тех есть Царство Небесное». Дата освящения постройки – 1938 год. Мадам Богданова открывает его для нас.
Тишина. Свет заходит из окон и падает на иконы. Часть из них вместе с другой утварью взяты с корабельных церквей. А «Тайную вечерю» написала мадам Чепега, которая прибыла в Бизерту с эскадрой. Примечательно, что вход в Царские врата закрыт Андреевским флагом. Его сшили жены и вдовы, погибших здесь россиян. А подсвечниками поначалу служили снарядные гильзы.
На одной из стен мемориальная доска с названиями всех судов, пришедших в Бизерту в 1920 году. Такие яркие названия – «Грозный», «Безпокойный», «Дерзкий», «Гневный», «Жаркий», «Звонкий», «Зоркий»…
— С 1960-х годов я одна не могла содержать семью священника, — рассказывала Анастасия Александровна Манштейн-Ширинская в одном из интервью. – И было 30 лет перехода пустыни. Но помогали все. Мои три самые большие приятельницы в Бизерте: туниска-мусульманка, две француженки, из которых одна – католичка, а другая – протестантка. За все усилия так им благодарна. И приходил католический священник, и католические монахини. Приходили и американцы, и немцы, и голландцы, чтобы показать, что Церковь служит, Церковь живет!
И сегодня я зажигаю наши желтые тонкие свечи, привезенные мной из России. Другие люди, зашедшие с нами в храм, увидев этот свет, тоже стали покупать свечи. Здесь они белые, но горят также ярко.
И храм ожил, засияли образа в отсвете огней. Помолимся за упокой казаков и всех русских людей, которые нашли приют на африканской земле. На прощание я дарю Ларисе Васильевне Богдановой иконку Андрея Первозванного. Пусть Господь поможет ей и дальше хранить эту страничку нашей истории для потомков. Историю тех людей, которые до последнего вздоха верили, что обязательно вернутся домой в Россию. И как странно, что такую гордую страницу памяти долго считали «черной и позорной», а ведь эти люди явили миру подвиг верности Отечеству.
Ирина Щербакова для ИА «Казачье Единство»