24 января 2019 года будет отмечаться 100-летняя годовщина начала кровавого террора, проводимого большевицким интернационалом против Российского казачества. События конца 1918 – начала 1919 года вошли в историю России как кровавое расказачивание.
В память этих трагических времён 20 января в Ливнах и прошёл крестный ход. Он начался от стен Свято-Сергиевского собора. Духовенство, казаки и прихожане с пением молитв прошли по ливеским улицам. Вместе с хоругвями, иконой Божией Матери «Донская», которая считается покровительницей казачества, участники крестного хода несли большой портрет царя Николая II Страстотерпца.
«Крестный ход специально прошёл по центральным улицам города, носящим имена убийц Российского народа и казачества: например, Свердлова», – сказал Андрей Басенков, атаман станицы Ливенской.
Он заметил, что «уже 27 лет живём в новой России, пора уйти от безразличия к своей истории».
Казаки считают, что надо готовить общественное мнение к тому, чтобы вернуть улицам Ливен их исторические названия.
Наша справка
«Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса…»
24 января 1919 года Я. М. Свердловым от лица ЦК РКП(б) направлено циркулярное письмо, известное как «директива о расказачивании всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах». Директива гласила:
«Последние события на различных фронтах и казачьих районах, наши продвижения вглубь казачьих поселений и разложение среди казачьих войск заставляет нас дать указания партийным работникам о характере их работы в указанных районах. Необходимо, учитывая опыт Гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества, путем поголовного их истребления».
Первым с огромным воодушевлением отозвался на директиву председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий, издавший приказ о ее немедленном исполнении. Вскоре и Реввоенсовет Южного фронта отдает приказ № 171 «О расказачивании». А председатель Донбюро ВКП(б) Сырцов в своем постановлении требует: «Физическое истребление по крайней мере 100 тысяч казаков, способных носить оружие, т. е. от 18 до 50 лет; физическое уничтожение так называемых «верхов» станицы (атаманов, судей, учителей, священников), хотя бы и не принимавших участия в контрреволюционных действиях…».
Учитывая такую жесткую постановку вопроса, местные партийные и советские органы начали реализацию этого циркулярного письма. Началось поголовное расказачивание. Запрещалось ношение традиционной формы и лампасов. Часть станиц переименовывали в волости, хутора – в села. Во главе станиц ставили комиссаров, населенные пункты обкладывались денежной контрибуцией, разверстываемой по дворам. За неуплату часто производился расстрел или ссылка в концлагерь. В трехдневный срок объявлялась сдача оружия, в том числе старых шашек и кинжалов. За невыполнение этого приказа производился расстрел виновного. Всех несогласных с этими мерами гнали на Север.
Эту секретную директиву, направленную из ЦК РКП (б), кое-где на местах трактовали по-своему и сознательно доводили до абсурда. Показательна в этом плане ситуация, сложившаяся в одном из главных казачьих центров России — на Дону. Там арестовывали людей только за то, что они по мобилизации были в войсках Краснова. Расстреливали семьи казаков, ушедших с белыми. По хуторам разъезжали трибуналы, которые производили немедленные расправы. Карательные отряды отбирали скот, продовольствие. Там же, на Дону, некоторые работники советских учреждений открыто проповедовали лозунг: «Пока не вырежем казачество и не населим пришлым элементом Донскую область, до тех пор советской власти там не бывать». От такой постановки вопроса некоторые советские работники приходили в ужас. Член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов отмечал: «Разве для того казачество осталось, чтоб его убивали, без оружия в руках, ведь мы фактически обманули и побили их».
Существует мнение, что авторство директивы о расказачивании принадлежит одному лишь человеку – Я. М. Свердлову, и ни ЦК РКП(б), ни Совнарком в принятии этого документа никакого участия не принимали. Однако, анализируя весь ход захвата партией большевиков власти в период 1917—1918 годов, становится очевидным факт закономерности возведения насилия и беззаконности в ранг государственной политики. Стремление к безграничной диктатуре спровоцировало циничное обоснование неизбежности террора. Эта директива дала старт казачьему геноциду, унесшему, по оценкам специалистов от 800 тысяч до 1 миллион 250 тысяч жизней. Примерно в это же время Л. Д. Троцкий писал о казаках: «Это своего рода зоологическая среда, и не более того. Сто миллионный русский пролетариат даже с точки зрения нравственности не имеет здесь права на какое-то великодушие. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону, и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море»[2.]. Он же ввел в обиход термин – «устроить карфаген» казачеству.
Председатель Урюпинского комитета ВКП (б) К. К. Краснушкин в своей докладной записке в Казачий отдел ВЦИК заявляет о следующих фактах: «Был целый ряд случаев, когда назначенные на ответственные посты комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали, злоупотребляли своей властью, чинили всякие насилия над населением, отбирая скот, молоко, хлеб, яйца и другие продукты, и вещи в свою пользу, когда они из личных счетов доносили в ревтрибунал на граждан и те из-за этого страдали… Отдел розысков и обысков при ревтрибунале, а также комиссары при производстве обысков отбирали вещи, продукты совершенно безнаказанно на основании личных соображений и произвола, причем, как видно из переписок по дознаниям, отобранные предметы исчезали неизвестно куда. Эти отобрания и реквизиции производились сплошь и рядом… с совершением физических насилий. Трибунал разбирал в день по 50 дел… Смертные приговоры сыпались пачками, причем часто расстреливались люди совершенно невинные, старики, старухи и дети. Известны случаи расстрела старухи 60 лет неизвестно по какой причине, девушки 17 лет по доносу из ревности одной из жен, причем определённо известно, что эта девушка не принимала никогда никакого участия в политике. Расстреливались по подозрению в спекуляции, шпионстве. Достаточно было ненормальному в психическом отношении члену трибунала Демкину заявить, что подсудимый ему известен как контрреволюционер, чтобы трибунал, не имея никаких других данных, приговаривал человека к расстрелу… Расстрелы производились часто днем, на глазах у всей станицы, по 30-40 человек сразу…».
Член большевистского Донского ревкома Исаак Исаевич Рейнгольд после своего рейда по Нижнему Дону писал в ЦК РКПб: «Почувствовав себя победителями, мы бросили вызов казакам, начав их физическое массовое истребление. Наш взгляд на них как на элемент, бесспорно, чуждый советской идее — правилен. Казаков, по крайней мере, огромную их часть, надо будет рано или поздно истребить, просто уничтожить физически».
Между тем в отдельных станицах председатели ревкомов отказывались выполнять директиву, не позволяли карательным отрядам чинить зверства. Но в большинстве станиц террор не утихал. Злодеяния заведующего экспедиционным отделом 10-й армии Богуславского, собственноручно расстрелявшего в пьяном чаду 64 казака в станице Морозовской без суда и следствия, а затем загубившего с членами своего ревкома еще более двухсот человек, вызвали гнев даже у соратников. По приговору ревтрибунала эти убийцы были расстреляны.
В 1931-м году Михаил Шолохов писал Максиму Горькому о предпосылках Вешенского восстания описанного им в «Тихом Доне»: «Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем сознательно упустил факты, служившие непосредственной причиной восстания, например, бессудный расстрел в Мигулинской 62 казаков-стариков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных в течение 6 дней достигло 400 с лишним человек». В Урюпинской число казненных доходило до 60—80 в день. Измывались. В Вешенской старику, уличившему комиссара во лжи и жульничестве, вырезали язык, прибили к подбородку и водили по станице, пока он не умер. В Боковской комиссар расстреливал ради развлечения тех, кто обратил на себя его внимание. Клал за станицей и запрещал хоронить…».
Легендарный командарм Ф. К. Миронов в своем воззвании признавал: «Население стонало от насилий и надругательств. Нет хутора и станицы, которые не считали бы свои жертвы красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса… Восстания в казачьих областях вызывались искусственно, чтобы под этим видом истребить казачество».
В этих условиях, развязанный против казаков террор в занятых станицах приобрел такие масштабы, что, 16 марта 1919 года Пленум ЦК РКП(б) вынужден был признать январскую директиву ошибочной. Но маховик машины истребления был запущен, и остановить его было уже невозможно. Репрессии против мирного населения проводились еще в течение трех месяцев, пока войска Деникина не освободили казачьи земли, благодаря помощи восставших верхнедонских и вешенских казаков, доведенных до отчаяния истязаниями политкомиссаров.
Видный политработник, член Реввоенсовета республики И. Смилга писал в своих мемуарах: «Советское правительство совершило, безусловно, громадную политическую ошибку в начале 1919 года, когда после ликвидации Краснова бросило лозунг о «расказачивании» и физическом истреблении «верхов» казачества и тех казаков, которые активно участвовали в борьбе против нас. Эта политика, продиктованная, к сожалению, зноем борьбы, скоро дала свои губительные результаты. Положившее оружие казачество восстало почти поголовно… Российский Конвент в борьбе с собственной Вандеей сделал чреватую последствиями ошибку… Уже летом 1919 года наша политика по отношению к казачеству была резко изменена в сторону, требуемую Мироновым…».
С окончательным установлением Советской власти государство приступило к повсеместной полной правовой унификации, а через это в казачьих областях было положено начало процессу этнической «коррозии» — самому действенному механизму расказачивания – культурной ассимиляции. Казачьи области раздроблялись. Значительные территории казачьих земель перешли к соседям, которые впоследствии были объявлены самостоятельными республиками. Все это делалось для того, чтобы не дать казачеству объединить свои силы.
Свердловский циркуляр, положивший начало кровавому террору направленному против казачества через 70 лет напомнил о себе не менее кровавыми событиями 90-х годов и исходом русского населения из ряда Северокавказских республик.
Автор: Эдуард Бурда, российский историк, публицист, писатель и общественный деятель