Ваше Преосвященство,
высокие гости и честное казачество,
досточтимые отцы, дорогие братья и сестры!
Судьбы казачества неотделимы от судеб России. Так было на всем протяжении истории, так произошло и в революционные годы. Незадолго до своей кончины святой праведный Иоанн Кронштадтский во время проповеди на Леушинском подворье в Петербурге воздел руки к небу и стал громогласно взывать: «Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете!». Люди стояли в страхе, в храме раздавались плач и рыдания, 80-летняя старица игумения Таисия спросила: «Когда же, батюшка, это время будет?» Отец Иоанн ответил: «Мы с тобою, матушка, не доживем, а вот они — указал он рукой на монахинь, — доживут». Не прошло и десяти лет, как его грозное пророчество исполнилось. Россию захлестнула череда революционных событий.
Великий молитвенник и раньше многократно взывал к совести народа, призывал оставить «непокорства и мятежи бессмысленные», «перестать безумствовать». Он со скорбью говорил о гневе Божием, который постигнет Русь за грехи людей: «Где я только ни бываю, почти везде царят несогласие, раздор, неверие, ссоры или полный разлад…». «Правды нигде не стало, и отечество на краю гибели. Чего ожидать впереди, если будет продолжаться такое безверие, такая испорченность нравов, такое безначалие?!». «Зло усилилось в России до чудовищных размеров и поправить его почти что невозможно».
Вместе с тем, из его уст звучали слова надежды и утешения кающимся: «Ни на минуту не забывайте, возлюбленные, что переживаемые нами бедствия, внутри и извне, посланы на нас от праведного и всеблагого Провидения за то, что русские забыли Бога своего». «Всеблагое Провидение не оставит Россию в этом печальном и гибельном состоянии. Оно праведно наказует и ведет к возрождению. Судьбы Божие праведные совершаются над Россией. Ее куют беды и напасти… Крепись, Россия! Но и кайся, молись, плачь горькими слезами перед твоим небесным Отцом, Которого ты безмерно прогневала!».
Однако кто внимал его пастырскому слову тогда? Осознание приходило только спустя многие годы. За это время пало, как и предсказывал Кронштадтский пастырь, русское царство, власть захватили большевики, вековые святыни нашего народа были преданы поруганию, миллионы соотечественников оказались на чужбине, тысячи казаков подверглись геноциду в родной стране. Как писал святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси, «враги истины Христовой» всюду сеяли «семена злобы, ненависти и братоубийственной брани». Казаки не смогли в эту эпоху испытаний явить подлинное христианское воинское братство. В годы революции и гражданской войны одни из них примкнули к противоборствующим сторонам, другие искали свой обособленный «третий» путь, строили на Дону и Кубани «самостоятельные» государства – и в итоге потеряли Россию.
Многие считают, что трагедия казачества началась с директивы от 24 января 1919 года. Конечно, нельзя читать этот документ без содрогания: «…признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления… Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью… Конфисковать хлеб…. Провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие…» и т.п. Нельзя без содрогания читать сводки о том, как артиллерийским огнем стирались с лица земли станица за станицей в разных уголках казачьих земель. Но гибель казачества началась раньше.
Яркий пример этой духовной гибели мы видим в воспоминаниях генерала Деникина. Когда большевики уже подписали смертный приговор казакам, степная вольница и не думала становиться на путь покаяния и исправления. Как и в страшные годы Смутного времени, многие казаки безответственно грабили свой же народ, не понимая, что именно в данный момент решается их судьба, судьба их семей, судьба их станиц и всего казачьего рода: в феврале 1919 г. «на попутных станциях останавливались перегруженные эшелоны [с кубанскими казачьими войсками] и занимались отправкой в свои станицы «заводных лошадок и всякого барахла»… За гранью, где кончается «военная добыча» и «реквизиция», – продолжал Деникин, – открывается мрачная бездна морального падения: насилия и грабежа. Они пронеслись по Северному Кавказу, по всему югу, по всему российскому театру Гражданской войны, творимые красными, белыми, зелеными, наполняя новыми слезами и кровью чашу страданий народа, путая в его сознании все «цвета» военно-политического спектра и не раз стирая черты, отделяющие образ спасителя от врага… И жалки оправдания, что там, у красных, было несравненно хуже».
Как справедливо заметил Святейший Патриарх Кирилл, в последующие десятилетия «казачество было практически уничтожено». Я бы добавил, что такое казачество Господь не мог сохранить. Оно само убивало себя, как за год до того себя застрелил казачий генерал Каледин. Оно ступило на порог гибели, как и вся Россия, от чего тщетно предостерегал святой Кронштадтский пастырь и другие угодники Божии. Да, жертвенная любовь святых Новомучеников и исповедников Церкви Русской, вера и верность сохранивших свою честь казаков позволили совершиться Божию чуду, о котором говорил Святейший Патриарх – спустя десятилетия вместе с Церковью возродилось и казачество. Но какой ценой?
Каким запоздалым раскаянием звучат слова одного бывшего царского офицера – его размышления, присланные отсюда, из Франции, и опубликованные в феврале 1934 г. журналом «Кавказский казак» в Белграде: «Из Советского края получаю от детей письма. Жена с детьми жила в тестевом доме, а теперь живет на квартире. Место, на котором было нажитое родителями добро, заросло бурьяном. В 1900-1903 годах учился я в г. Ораниенбауме в Офицерской Стрелковой школе, куда часто приезжал покойный Протоиерей Иоанн Кронштадтский, который говорил, что уже близко время, что разделится народ на партии, восстанет брат на брата, сын на отца и отец на сына и прольется много крови на Русской земле. Часть русского народа будет изгнана из пределов России, изгнанники вернутся в свои родные края, но не так скоро, своих мест не узнают и не будут знать, где их родные похоронены. Я покойнику протоиерею не верил. Но теперь вспоминаю его слова. Да! Когда придется кому вернуться в свой родной край, то действительно многие не узнают своих мест и не узнают, где похоронены их родные». Многие не верили святому пастырю при жизни. Многие вообще погрязли в пучине неверия. Расплата была горькой.
Однако, как и предсказывал отец Иоанн, Господь помиловал Россию. Горькими слезами омылась она перед Небесным Отцом. Выковало ее Святое Провидение в жарком горниле Великой Отечественной, под тяжким молотом «лихих» девяностых. И оба раза на краю гибели страна поворачивалась к Богу, оба раза выстояла и возродилась, и оба раза вместе с ней поднимал Господь из забвения идеалы казачества. Казалось бы, всем должна быть понятна эта живая правда истории, этот спасительный путь единения в вере и послушания своим пастырям. Однако до сих пор мы видим разделения в казачестве, до сих пор многие казаки небрегут о своей православной вере и жизни христианской. Сколько врагов за последние годы ополчились на Россию, сколько бедствий изнутри и извне опять взывают к нашей совести – неужели этого недостаточно, чтобы отрезвить сегодня казака? Нет, не повторим ошибок своих дедов и прадедов, не допустим повторения революционной трагедии, не будем ждать грома, чтобы осенить себя святым крестом. Лучше последуем им в их подвиге, в их вере и покаянии, и на этом незыблемом фундаменте укрепится казачий род, укрепятся наши семьи, укрепится Отечество наше.