«Старец Паисий был тем, кто знал мою подлинную духовную жизнь, и потому я чувствую к его личности великое благоговение и остаюсь в духовном смысле по отношению к нему неоплатным должником…
В возрасте 17 лет, в июле 1979 г., в компании трех человек я первый раз в жизни поехал к блаженному старцу. Впоследствии из трех человек двое стали иеромонахами…
В тот день старец сказал, что нам необходимо приобрести благое духовное рачение, для того чтобы впоследствии испытать и духовные радости.
Он подчеркнул, что в первую очередь христианину необходимо опытно познать православие, дабы не подвергнуться опасности заразиться массой духовных микробов, которые и тогда были распространены, а сейчас тем более.
Старец говорил, что если кто-либо изучает разного толка философию, читает книги иных конфессий, не познав опытно, а не академически православие, то тогда, сам того не понимая, при содействии страстей и диавола, приобретает духовные микробы, которые помрачают его ум и препятствуют духовному росту. Поэтому требуется на тот промежуток времени, пока посредством Церкви христианин не познает опытно православие, чтобы он поместил свой мозг, или лучше сказать свой ум (так как разум отвечает за все ошибки, которые мы допускаем), – «в холодильник». Старец сказал еще лучше, «в морозильную камеру», чтобы после очищения и освящения, что произойдет непременно, мы извлекли его оттуда освященным.
Иконы в келье старца Паисия
Многое он сказал нам, но важнейшим было то, что, не прикладывая особых усилий, он передал мне живую уверенность в присутствии Божием, что было на тот момент для меня духовным прорывом. Он дал нам уверенность в возможности обладания благами Божиими еще в этой жизни. Мы ощутили трезвое опьянение старца, его ненасытное пресыщение, глубокую тоску по миру горнему, его желание жить интенсивней с Богом, интенсивней переживать божественное, переживать это ненасытное пресыщение Богом. Это было здравое явление и, разумеется, не относящееся ни к какому виду уныния. Это была чистая божественная любовь, которая означала, что старец Паисий в высшей степени восприял залог Царствия Небесного еще в этой жизни…
Следующий раз я посетил старца Паисия через год, по окончании средней школы. На меня произвел впечатление тот факт, что он нас помнил, несмотря на то что ежедневно его посещало огромное количество людей. Будучи уже студентом, я периодически приезжал к старцу. Разумеется, я посещал и другие монастыри Святой Горы Афон…»
Когда я в очередной раз приехал к старцу Паисию, то сказал ему:
– Геронда, мне хотелось бы поступить на послушание к кому-то из ваших духовных чад, чтобы я смог беспрепятственно к вам приезжать.
Я был прямолинеен. На это отец Паисий ответил мне:
– Но у меня нет послушников.
– Геронда, как же это возможно? Я ведь знаю людей, которые к вам приходят, знаю что вы связаны с близлежащими келиями, их насельники вас почитают и советуются с вами.
– Послушай, что я тебе скажу, – сказал он мне. – Я вынужден быть здесь послушником всего мира и оказывать послушание каждому, чтобы попытаться исправить помыслы людей и духовно исцелить их, чтобы молиться о них и выслушивать их многочисленные проблемы.
Он с болью и любовью произнес эти слова и затем сразу перевел разговор в милую шутку:
– Куда же я возьму послушника? Окотились все кошки, келья битком набита котятами, больше никто не поместится!
Наместник Келии Святителя Николая на Святой Горе Афон отец Арсений
То, как много он молился обо всем мире, обо всей вселенной и о моем недостоинстве, приоткрылось однажды, когда я спросил его: «Геронда, вы молитесь обо мне?» – по поводу какой-то моей проблемы, о которой он был осведомлен. А он мне ответил: «У меня скоро четки порвутся, узелки рассыплются в труху, так много я молюсь о тебе, а ты спрашиваешь, молюсь ли я». Вот поэтому я нахожусь в неоплатном долгу перед старцем.
Потом, когда я пошел в армию и при первой же возможности посетил его на Святой Горе, он ласково посетовал, говоря: «Столько времени прошло – два, три месяца, а ты не послал мне ни одного письма, чтобы я узнал, как там живешь».
После армии я уже официально поступил послушником к отцу Исааку Ливанскому в келию (келиями на Святой Горе называются не только комнаты для монашествующих, но и отдельно стоящие строения, обычно с храмом внутри, являющиеся собственностью какого-либо монастыря).
Воскресения на Капсале. Там на Капсале в Панагуде, по соседству у старца Георгия Хаджиэммануила и в других ближайших келиях мы со старцем Паисием совершили много Божественных Литургий. Часто мы разглядывали старца Паисия и непосредственно, и исподтишка, жаждали видеть его лицо, дивились ему, чувствовали его покровительство и ощущали радость…
Когда его долго не было на Капсале, а нам необходимо было посоветоваться с ним по каким-либо вопросам, и мы слышали на улице чьи-то шаги, то бежали со всех ног и, как воробушки, выглядывали в окошко, не пришел ли старец. Такой трепет и такое волнение было у нас, так как старец излучал духовное сияние, Божественную Благодать, святость. А также потому, что, когда мы говорили с ним, он одним своим единственным словом попадал в яблочко, видел тебя насквозь и говорил с тобой на твоем языке. С каждым из нас он по-разному разговаривал на одну и ту же тему. Действительно, это был великий святой. Мы в этом убеждались снова и снова, будучи участниками и свидетелями многочисленных и удивительных событий. Вся его жизнь была свята.
Святой Паисий Святогорец
Безусловно, будем реалистами, он пережил многие искушения от демонов и здесь, в монастыре Стомион, где у него были первые вражеские нападения повсюду, куда бы он ни направился. Он сталкивался с разными людьми, подвергался испытаниям, отовсюду терпел несправедливости. Но все вынес терпеливо, в святости, с чувством, что Господь его испытывает, чтобы он «расплатился за некоторые грехи», как он сам говорил смирения ради. С рассуждением, много раз он брал вину на себя, не будучи виноват. Он это делал либо для того, чтобы вышло большое добро, либо чтобы избежать большого зла.
Как-то он рассказал мне об одном серьезном конфликте, который произошел в его жизни. Он сказал мне дословно такие слова: «Чадо, мое сердце стало фаршем». От сильной душевной боли было истерзано его сердце, изрублено на кусочки.
Однажды, будучи еще послушником, я посетил его в день целителя Пантелеимона, и он подарил мне кондо. На монашеском языке «кондо» – это одежда, похожая на длинную жилетку. Примечательным было то, что эта одежда была очень старой и изношенной. Старец годами носил ее, и она освятилась его духовными трудами. Он дал мне ее со словами: «Возьми ее, она твоя. И если тебя спросит твой старец, отец Исаак, «кто тебе ее дал? где ты ее нашел?» – скажешь ему: «Мне дал ее святой Пантелеимон». И смотри, нет благословения передавать ее кому-либо, пусть она будет у тебя».
Это одеяние сохранилось у меня, в моем скромном монастыре… Я, недостойный, получил от старца и много других вещей в качестве благословения. Он подарил также эту монашескую скуфейку, которую я сейчас ношу. У старца была такая любовь, что он всем раздавал не только четки, но и свою одежду. Помню, как однажды отец Паисий вместе с моим другом, отцом Лукой (Кипурос) из монастыря Панорама города Салоники, долго искал в лесу подходящее дерево, чтобы, спилив его, соорудить мне подпорку.
Подпорка – это такая палка, напоминающая букву «Т», на которую мы, монахи, стоя, опираемся грудью и поддерживаемся ею, чтобы нам было легче стоять во время молитвы по четкам. Кто-то называет ее «ленивой палкой», но отец Паисий расстраивался, слыша такое название, поскольку эта палка является большим подспорьем при молитве, и это определение здесь совершенно неуместно.
В течение 15 лет, которые я знал старца, он многократно и удивительным образом раскрывал мои сердечные помыслы. Невероятно, но это были не совпадения, он говорил то, что никому и на ум не пришло бы, поскольку действительно имел дар прозорливости. Этот дар он всегда скрывал…
Он рассказал мне о некоторых событиях, которые сбылись через много лет, в отдаленном будущем от того момента, когда они были предсказаны. Например, у меня была одна проблема и он сказал, что она разрешится, но в ближайшем будущем произошло прямо противоположное, и я очень сильно переживал это. Однако по прошествии многих лет произошло и исполнилось в точности то, что предсказал мне старец. И конечно, все это исполнилось совсем не так, как я себе это представлял, но лучшим и невероятным образом… Он действительно обладал даром предвидения.
Однажды я написал икону Ангела, а старец удивительным образом раскрыл мне, кому именно я решил ее подарить в качестве благословения. До того момента я никому об этом не говорил. Я спросил его:
– Геронда, как вы догадались?
Он ответил:
– Ты что не видишь? Глаза Ангела похожи на глаза того, кому ты собираешься ее подарить.
Пользуясь тем, что я ездил на учебу в Салоники, в 1993 и 1994 гг., я периодически приезжал в Суроти, встречался там с отцом Паисием и совершал много Божественных Литургий, молебнов.
Помню, как во время соборования, в тот момент, когда я, недостойный, помазывал старца Паисия, тот по смирению своему, и поскольку я имел священный сан, наклонился и поцеловал мою грешную руку. Я покраснел, растерялся, и единственное, что я смог законно сделать в ответ, поскольку передо мной стоял святой, это одновременно схватить его руку и тоже поцеловать. Но в тот момент, когда я спонтанно наклонялся и пытался схватить его руку, мы ударились головами!..
Благодаря моей учебе на богословском факультете я был приглашен послужить Пасхальную службу в монастыре Суроти, в 1994 г., последнюю Пасху в земной жизни старца… В церквушке Архангелов присутствовали только старец и сестры. Меня умиляло то, каким образом отец Паисий принимал Священный Огонь, его тихое пение, исходящее из самого сердца. В то время, когда он пел тихо, казалось, что он вопиет ко Господу…
Было очень трогательно слышать, как он восклицал: «Христос Воскресе!» Меня поражало все: его благоговение, его крестные знамения, его вид, его движения, то, как он приобщался из рук моего недостоинства, его терпение в боли, весь его мужественный настрой, расположение духа в крайне мучительных обстоятельствах, когда плоть его из-за болезни весила всего 25–30 кг…
Незабываемой осталась наша последняя встреча, когда он рассказал мне о том, что сказали ему врачи, поскольку он хотел знать правду. Рак может дать метастазы и перейти из одного органа в другой, третий… Помню, отец Паисий радостно, торжественно и весело сказал: «Рак пусть идет, куда ему вздумается, достаточно того, что сюда не дойдет» и показал на голову…
Он говорил мне: «Не имеет значения, когда именно мы уйдем из этой жизни. Значение имеет лишь то, чтобы мы были всегда готовы к смерти». Потом он сказал врачам: «В этой кислородной маске, которую вы на меня надели, я похож на космонавта! Но сейчас ваша миссия окончена, дальше будет действовать Бог».
Однажды весной, когда на дворе вовсю пели птицы, отец Паисий спросил меня:
– О чем сейчас птицы поют?
– Откуда я знаю, геронда?
– Благословенный, они восклицают «Христос Воскресе!»